Д. Соин: Вас приветствует “Разговор начистоту. Без цензуры!”. Сегодня у нас в гостях ведущий российский аналитик, эксперт и журналист Михаил Леонтьев. Мы рады приветствовать Вас, Михаил, в Приднестровье. Однако, здравствуйте! Каковы ощущения на нашей земле?
М. Леонтьев: Ощущения, как дома, только природно-климатические условия лучше.
Д. Соин: Да, это факт. Михаил, такие ключевые вопросы. Я знаю, что в какой-то степени мы оба являемся сторонниками российской империи. Насколько может быть имплантировано Приднестровье в эту самую российскую империю?
М. Леонтьев: Давайте будем говорить о том, что это Россия имплантируется в Приднестровье с точки зрения империи. Я, может быть, ошибаюсь, но в нашем восприятии ПМР – это непобежденная территория империи. Причем на тот момент, когда Приднестровье состоялось, оно было единственной непобежденной территорией империи. Российская Федерация была побежденной территорией империи. РФ много сделала, чтобы подтянуться до Приднестровья и чтобы сохранить Приднестровье. Может, мы помогаем не так, как кому-то хотелось бы: я слышал сегодня на встрече с общественностью претензии к характеру и уровню результатов российской помощи. Но на уровне жизни у вас в первую очередь сказываются приднестровские внутренние проблемы. Главное, что в вашей республике присутствует жизнь, а значит и предпосылки решать этот вопрос. Я пытался объяснить, что сейчас императив состоит в том, что Россия будет вынуждена открыто, осознанно, концептуально и последовательно начать восстановление своей имперской внутренней идентичности. То есть РФ не может развиваться дальше и эволюционировать в сторону некоего национального государства. Второе – это прямое обращение Москвы ко всему постсоветскому пространству, которое будет базироваться на российской внутренней, внешней и военной политике.
Что касается Приднестровья. Во-первых, некий констант: я помню, когда приезжал в ту же Южную Осетию, то мне приходилось говорить на эмоциях, на внутреннем убеждении людям, что Россия вас не бросит – вы потерпите. Для Приднестровья мне этого не нужно делать, так как российская поддержка – это медицинский факт. Для России обязательства перед своими являются прецедентным ключевым пунктом российской внешней политики. Поэтому и речи быть не может о том, что мы реанимируем меморандум Козака. Мы должны быть благодарны господину Воронину и его вашингтонским братьям, хозяевам, давайте вежливее – кураторам, которые принудили его сорвать подписание этого документа. Потому что сейчас мы имеем гораздо более внятную и лояльную ситуацию для России, чем у нас была бы в противном случае. Вопрос о сдаче Приднестровья даже в формате меморандума Козака не стоит, он снят с повестки дня. Россия Приднестровье не сдаст ни при каких обстоятельствах. Москва, как минимум, четко понимает военно-стратегическое значение ПМР. Если мы видим активное, неумолимое военно-политическое давление на нас по всему пространству, то это непременно говорит о проблеме безопасности. Еще раз сформулирую два принципа, которые присутствуют при всех наших разногласиях и проблемах, претензиях политиков, того или иного из наших лидеров: Россия не сдает своих и не торгует безопасностью. Это очень важно. Поэтому, я думаю, что судьба Приднестровья, нельзя сказать, что совершенно светла и безоблачна на сегодняшний момент, но то, что минимальная российская позиция здесь – это замораживание конфликта или какое-то решение, которое, безусловно, будет устраивать и РФ, и ПМР, – факт. Я не вижу в ближайшее время предпосылок для решения этого вопроса в силу того, что у нас нет стороны для обеспечения переговоров с Молдовой.
Д. Соин: Фактически там нет сформировавшейся, устойчивой власти.
М. Леонтьев: Меня спросили: как складываются российские отношения с Молдовой. Я ответил: “Они никак не складываются”. Там просто не с кем иметь отношения, нет субъекта. Проблема не только в том, что в РМ наблюдается какая-то временная конфигурация руководства страны и постоянный политический кризис, из которого практически не видно выхода. Есть и другая причина: люди, которые там находятся у власти, в силу некоторых обстоятельств заняты собой. Грубо говоря, их тоже в какой-то степени устраивает, что конфликт заморожен, и они могут заниматься демагогией и провокацией.
Д. Соин: Выкачивая деньги с того же Запада.
М. Леонтьев: Да-да. Предлагая какие-то схемы, торгуя опять же услугами, при этом не имея в виду никакого видимого результата, потому что им не до того. То есть если Приднестровье и возникнет в молдавской повестке дня, то не с точки зрения решения проблемы, а с позиции преследования каких-то частных задач этих самых ребят из руководства страны, личного политического пиара, продаж и предложений тому или иному клиенту своих услуг. Поэтому когда я говорю, что есть ситуация нынешняя, константная, то ситуация на среднесрочное будущее изменится в связи с другим контекстом. Здесь люди лучше всего понимают, что проблемы Приднестровья не решаются двух-трех- и даже четырехсторонним порядком – они решаются только в рамках наблюдаемых нами колоссальных тектонических процессов на мировой арене. Одной из точек разлома является как раз ПМР. Таким образом, мы должны рассматривать это в контексте глобального системного кризиса нынешнего правопорядка, а также тех кризисных явлений, которые сейчас существуют в России и требуют ответа. Когда РФ выйдет из первой стадии своей реанимации на следующий уровень, когда заработает процесс восстановления российского рынка и экономической мощи, то все связанные с Россией вопросы начнут активно решаться. Потому что мы сейчас столкнулись с тем, что практически можем утратить материальные предпосылки своего суверенитета, и это следует из слов, которые формулирует премьер Владимир Путин в своих аналитических выступлениях. В случае такого сценария нам фактически разговаривать будет не о чем. Я много раз повторял, что реальный суверенитет – это ни декларации, ни международное право, а материальные предпосылки принимать решения относительно своей судьбы и реализовывать их в жизнь, в том числе и в области безопасности. То есть речь идет о новой индустриализации – это модернизация, но совершенно конкретная, основанная на восстановлении базиса страны, опоре на свои силы. Ведь на данный момент мы не можем опираться на собственные силы. Если мы завтра скажем: давайте рассчитывать только на свои возможности во всем (в экономике и т.д.), то у нас под ногами просто провалится почва. Дело в том, что Россия должна создать условия для внутреннего социально-экономического роста. Безусловно, какая-то зависимость от мировой конъюнктуры есть, но возможность решать российские проблемы должна быть лишь в наших руках. Она не определяется текущей конъюнктурой, которая может только усложнить или упростить решение задач, не более того. Это и есть критерий новой индустриализации России, того необходимого технологического уровня, который должен быть достигнут, тех требований к политической системе, к политической власти, к ресурсному обеспечению и так далее. И что из этого вытекает? Если мы говорим о восстановлении этого внутреннего рынка и внутренних возможностей, то рынок Российской Федерации в её нынешних масштабах, объёмах и численности населения физически недостаточен для разрешения этих задач. С этой точки зрения мы уже сейчас видим перспективы таможенного союза. В Приднестровье, может, незаметно, в России, возможно, ещё тоже не все это понимают, но впервые заработала абсолютно реальная интеграция в рамках трёх стран, которая даёт сейчас фантастический синергетический эффект. Кстати, это будет серьезно влиять на окружающее пространство, в частности, на Украину. Трудно не поддаться влиянию, когда рядом с вами существует столь мощный процесс, из которого вы исключены. Ведь у вас есть население, которое наблюдает его и всё больше перестает понимать, почему страна занимается единым экономическим пространством с Европой, которая, в принципе, может и удушить, а не взаимодействует вот с этим выгодным таможенным союзом братских государств. Россия очень чётко ставит перед Украиной этот вопрос. В этой ситуации мы видим, как с неизбежностью создаются совершенно иной контекст и предпосылки для разрешения вопроса Приднестровья. Дело в том, что, кроме дипломатических, политических, тактических и так далее моментов, существует одно конкретное обстоятельство: у нас (РФ и ПМР) нет общей границы. Мы доказали, что способны воздействовать на ситуацию и при отсутствии внешних границ, и даже когда вокруг нас выстраивают враждебное окружение – в смысле вокруг Приднестровья. Но одно дело влиять на ситуацию, используя различные рычаги, а другое – радикальным образом решить проблему. Мы этого добьемся. Никто, наверное, в ПМР не обидится, если я скажу, что вопрос об Украине концептуально и стратегически для России не сопоставим по масштабу с другими. И это понимается политическим руководством.
Д. Соин: Россия без Украины никогда не будет сверхдержавой. Даже просто державой.
М. Леонтьев: Это сказал Збигнев Бжезинский: «Россия с Украиной всегда держава. Россия без Украины всегда нет». И поэтому мы должны всеми силами содействовать вхождению, процитирую практически дословно, «возвращению Украины в российское экономическое, культурно-историческое и военно-политическое пространство». Человек чётко знает, о чём он говорит: он не публицист, а стратегический военный эксперт.
Д. Соин: Михаил, вот такой вопрос: если мы рассматриваем себя в рамках российского имперского пространства, должна ли существовать и обратная связь между периферией и центром. Имеет ли право Россия обращаться с каким-то посылом к региональным элитам, и должны ли эти элиты каким-то образом реагировать на него, в частности, в привязке к политическим процессам в Приднестровье?
М. Леонтьев: Давайте называть вещи своими именами. В империи всегда существует иерархия. Если какая-то часть, на мой взгляд, причём самая заслуженная, передовая, которая всегда себя конституировала, самоидентифицировала как осколок империи, как её авангард, она должна, безусловно, демонстрировать абсолютное понимание этой логики. А логика заключается в том, что в нормальном государстве, тем более в империи, решения обсуждаются, дебатируются, лоббируются, проталкиваются, но, когда они приняты, приказ не обсуждается. Солдаты не обсуждают приказ командира, даже если они в чем-то сомневаются. Впечатление о том, что распоряжение ошибочное, не является поводом для того, чтобы о нем дискутировать, не говоря о том, чтобы его не исполнять. Иначе это не империя, а черт знает что. Поэтому если Россия хочет оказать влияние, в том числе на политическое устройство, систему, руководство, то региональные власти должны дебатировать это в Москве, объяснять свою позицию, имея компетентное мнение о том, каковы будут условия и последствия, но они обязаны исполнять уже принятое решение.
Д. Соин: В контексте предстоящих наших выборов в декабре текущего года, я имею в виду президентскую кампанию, есть ли какая-то цельная позиция у России по поводу того, каково должно быть развитие событий, кто должен быть главой Приднестровья, с кем Россия продолжала бы работать?
М. Леонтьев: Я не имею никакого основания формулировать своё суждение или своё экспертное мнение о том, как и каким образом для России или Приднестровья лучше строить свою внутриполитическую жизнь. Но в данном случае я могу выступить как эксперт, как человек, который видит принятое решение и констатирует его. Для России необходимо иметь возможность работать в ПМР, не наталкиваясь на нарастающие проблемы, поэтому нужно обновление политической власти. Я хочу ещё сказать, что и моё личное мнение, и с точки зрения российского руководства присутствует колоссальное уважение к Игорю Николаевичу Смирнову, президенту, который создал Приднестровье и который защищал республику. Но будем честно говорить, что сегодня Смирнов – это памятник, который должен сохраниться, как памятник. Просто ему следует понимать, что его политическая жизнь заканчивается. Здесь Россия чувствует и транслирует необходимость обновления политической системы, смены застоявшихся элит. Это ни в коем случае это не связано со сдачей позиций, идей и с тем, что РФ хочет разыграть некую внесистемную позицию. Мы хотим сохранить систему, моральную и функциональную позицию Смирнова в России и в Приднестровье, но мы желаем также, чтобы была динамика. Москве тяжело сейчас с нынешним руководством ПМР, есть масса проблем. Возможно, у кого-то в Приднестровье создается впечатление возможности разыгрывания разногласий внутри тандема Медведев-Путин. Но тема ротации власти в ПМР – это не тот вопрос, по которому в тандеме существуют разногласия. Он решен однозначно и бесповоротно: перемены необходимы. Ровно то же произошло в Южной Осетии, когда Эдуард Кокойты принял эту позицию. Теперь, что касается Абхазии, даже вне контекста трагической смерти Сергея Багапша. У покойного президента Багапша никакого внутреннего желания превращаться в политического долгожителя не было. Надо отдать должное человеку: в этом смысле он был совершенно адекватен. Россия, взяв на себя ответственность за судьбу в данном случае Приднестровья, должна иметь открытые возможности, свободные руки для того, чтобы это сделать.
Мы все-таки понимаем, что все «непризнанные» в отношении России – так называемые суверенитеты. Если в силу исторических, национальных вещей в Абхазии и Южной Осетии по этому поводу могут быть еще хоть какие-то заблуждения или нюансы восприятия, то насчет Приднестровья все ясно: это и есть Россия. Значит, грубо говоря, существующая политическая система в России де-факто (де-юрэ – это вопрос отдельный) проецируется на Приднестровье. У нас нет вообще механизма выборов глав регионов РФ. Он ликвидирован как представляющий опасность для единства. У нас также отсутствует система назначения губернаторов: мы имеем систему согласованного избрания – промежуточную систему, при которой, безусловно, у регионов остается возможность влиять на ситуацию. Я говорю о России. В Приднестровье структурирование элит строится иначе, а реально ничем не отличается, учитывая то обстоятельство, что речь идет о гражданах России. Я не думаю, что ситуация может складываться так, что первого сорта гражданство – приднестровское, а второго – это российское гражданство для въезда и выезда. Паспорт РФ для въезда и выезда – легализация при отсутствии международной легитимности.
Д. Соин: Нет, мы гордимся российским гражданством. Это однозначно.
М. Леонтьев: Об этом и идет речь. Вы выбираете президента РФ как избиратели. И этот президент, и власть России являются для приднестровцев таким же легитимным руководством, как и для рязанцев, тульцев, татар, новосибирцев и т.д.
Д. Соин: Абсолютно, на мой взгляд, адекватный подход. Помимо того, что мы граждане России в своем большинстве, так еще и две трети нашего бюджета наполняются при поддержке РФ. Россия оказывает мощнейшую социально-экономическую помощь, гарантирует безопасность.
М. Леонтьев: Мне кажется, что развивать эту тему, подводить под нее доказательную базу бессмысленно: она очевидна с точки зрения логики. Ребята, если вы присягали России на каждом углу, то надо присягу исполнять. Что касается самого процесса, мне бы очень хотелось, чтобы все это происходило красиво, без эксцессов, каких-то обид, потому что это нормальный процесс, и Россия ни в коем случае, по-моему, не должна быть заинтересована даже в малейшей дискредитации нынешнего руководства Приднестровья. Это преемственное обновление при сохранении всех основных, декларированных принципов отношений РФ с ПМР и колоссальная предпосылка для того, чтобы, наконец, решить приднестровский вопрос.
Есть застойные явления в государственном организме, и их следует срочно преодолеть. Например, если вы долго держите в одном положении руку и не можете ею шевелить, то она затекает, в конце концов, до такой степени, что становится словно парализованной, и ее надо чуть ли не ампутировать. Так и в государственном организме. Нужно эти застойные явления в кровообращении как-то раскачать, должна быть динамика. В России – большая ностальгия по прошлому, что проявляется и в кино, и в других направлениях. В частности, внутренняя реабилитация брежневского времени: все было гармонично, хорошо, спокойно, стабильно, но идущие после застоя разрушительные для страны события являлись прямым его продуктом. Когда у вас останавливаются социальные лифты, когда имеет место «гонка на лафетах», у вас неизбежно в итоге к власти приходит какой-то человек с поведением и повадками командира животноводческой бригады, который совершенно не соответствует уровню лидера страны. Потому что он не выращен приемником, а является физическим результатом перерыва в преемственности. Часто после таких застойных процессов в страну приходит править либо дурак, либо изменник. Причем сразу и не поймешь кто, потому что есть колоссальный психологический спрос на обновление управления и самой жизни. В такой ситуации демократические электоральные и неэлекторальные процессы выражаются одним: «перемен, мы ждем перемен». С одной стороны, очень глупо ждать перемен ради перемен, но с другой – это психологически естественно, и поэтому люди, отвечающие за политическую систему, должны понимать, что до этого нельзя доводить. В данном случае Россия руководствуется ответственностью за преемственность в приднестровской политике.
Д. Соин: Михаил, а если я задам в завершение такой рискованный вопрос: вот что бы вы посоветовали Игорю Николаевичу Смирнову как президенту Приднестровья? Просто Ваш совет как человека с глубокими познаниями в политике и в жизни.
М. Леонтьев: Я очень хотел бы, чтобы мы не давали нашим врагам повода для спекуляций. Это очень важно. Я не вижу причин, которые были бы достаточны для того, чтобы в данном случае не учитывать интересы Москвы, как нет их, на мой взгляд, и у Игоря Николаевича в силу его политической позиции, которую он последовательно занимал. Было бы странно, чтобы они возникали.
Д. Соин: Однако, спасибо! Очень рад видеть на нашей программе. Сегодня у нас в “Разговоре начистоту. Без цензуры” был Михаил Леонтьев. Надеюсь, что эта программа понравится всем приднестровцам и не только. До скорых встреч в эфире.