Президент России Дмитрий Медведев дал интервью главному редактору французской газеты “Фигаро”. В нем он рассказал о планах России по размещению ракет в Калининграде, об отношениях России с США и ЕС, а также о том, нравится ли ему быть президентом.
– Господин Президент! Я хотел бы искренне поблагодарить Вас за то, что Вы даете Ваше первое интервью иностранной прессе после избрания Президента Обамы именно газете “Фигаро”.
Многие наблюдатели были удивлены Вашей первой реакцией. Вы “пригрозили” развернуть ракеты в Калининграде. Не поставит ли это Ваши отношения с новым американским Президентом на некую конфликтную основу?
– Вы знаете, я вообще не хотел бы связывать свое выступление 5 ноября с какими-либо другими политическими событиями, кроме собственно самого обращения к Федеральному Собранию. Иными словами, это никак не связано с выборами в Соединенных Штатах Америки или с какими-то другими внешнеполитическими событиями. Более того, это внутренний документ.
Но, конечно, с учетом того что Послание произносится президентом один раз в год, я не мог не отреагировать на ряд серьезных внешнеполитических событий и тех угроз, которые стоят перед нашей страной. Одна из них – это решение, которое приняла действующая администрация Соединенных Штатов Америки о размещении противоракетных систем в Европе, причем без согласия консолидированной Европы и даже без предварительного согласия Североатлантического блока, а на основе двусторонних отношений с рядом стран.
Мы все время задавали нашим американским партнерам одни и те же вопросы: “Зачем вам это нужно? Насколько это эффективно? И против кого направлена соответствующая система?” Ни на один из этих вопросов мы не получили вразумительного ответа.
Более того, мы предлагали сделать другой шаг – создать глобальную систему защиты с использованием наших радиолокационных средств, а также радиолокационных средств наших ближайших партнеров, таких как Азербайджан. Ни по одному из этих направлений движения вперед не было.
Поэтому рано или поздно нам нужно было принимать ответные меры, об этом говорил и мой предшественник, об этом говорил некоторое время назад я. Мы не можем не реагировать уже на соответствующие решения о противоракетах, которые приняли, по сути, в одностороннем порядке наши американские коллеги. И такое решение мною было озвучено в ходе произнесения соответствующего Послания. Я считаю, что это абсолютно адекватный ответ: не мы начали эту тему – это лишь ответные действия на, по сути, односторонние решения, которые были приняты для размещения соответствующих ракет и радара.
Но мы вообще можем отказаться от этого решения, если новая администрация Соединенных Штатов Америки возьмет и еще раз проанализирует все последствия соответствующих решений о размещении ракет и радара, проанализирует их эффективность, проанализирует массу других факторов, в том числе и то, насколько эти средства адекватны, чтобы реагировать на угрозы со стороны так называемых стран-изгоев.
Первая реакция, которая поступила из Соединенных Штатов Америки со стороны новой администрации, обнадеживает. Во всяком случае, наши будущие партнеры думают над тем, полезно это или нет, эффективно или не эффективно. Стало быть, есть, о чем говорить. Мы к таким переговорам готовы, но в то же время готовы и к “нулевому варианту”. Это будет абсолютно нормальным выходом из этой ситуации. Более того, мы готовы даже к продолжению работы над идеей глобальной защиты, в которой бы принимали участие и Соединенные Штаты Америки, и страны Евросоюза, и Российская Федерация.
Что же касается моих отношений с избранным президентом, с Бараком Обамой, у меня с ним был хороший разговор. Я надеюсь, что с новой администрацией удастся выстроить нормальные полноценные партнерские отношения, и по каким-то сложным вопросам мы сможем найти развязки в тех ситуациях, когда мы с нашими действующими коллегами их найти не смогли.
Новый президент Соединенных Штатов имеет большой кредит доверия, он избран в очень сложный период. И я желаю ему удачи, успехов в том, что ему предстоит делать.
– В Вашингтоне на встрече “двадцадки” у Вас будет возможность встретиться с Обамой?
– Вы знаете, это вопрос внутриамериканской “кухни”, потому что, насколько я понимаю, сейчас они решают, удобно ли появляться вновь избранному президенту на соответствующих мероприятиях, с учетом того, что есть действующий президент.
Во всяком случае, мы договорились с избранным президентом, что мы проведем нашу встречу без всяких проволочек и промедлений. Это нужно и для Соединенных Штатов, и для Российской Федерации.
– Вы отправляетесь сейчас в Ниццу для участия в саммите Россия – ЕС. Известно, что ряд стран – членов ЕС высказывает озабоченность по поводу сохранения воинского контингента России в Южной Осетии и Абхазии; более того, его численность превышает численность находившихся там войск до 7 августа. Намерены ли Вы уменьшить численность российского контингента в Южной Осетии и Абхазии?
И второе. Является ли Ваше решение о признании независимости Южной Осетии и Абхазии окончательным?
– Сразу отвечаю на второй вопрос: наше решение окончательное и бесповоротное. Такими вещами не шутят. Мы признали два новых субъекта международного права. С точки зрения международной доктрины эти два субъекта существуют.
Что же касается нашего воинского контингента, то обращаю внимание на то, что ни одним документом, в том числе и моим совместным планом с президентом Николя Саркози, не предусматривается, что этот контингент будет подчиняться каким-то правилам. Мы говорили о разблокировании конфликта, о выводе соответствующих миротворческих сил, усиленного контингента в период, когда там были воинские соединения.
Что же касается текущей ситуации, то она регулируется нашими двусторонними договорами с двумя этими новыми субъектами международного права. Численность этого контингента определяется двусторонними соглашениями между Россией и Абхазией с одной стороны, Россией и Южной Осетией с другой стороны. И мы сами будем определять, какой контингент там необходим, равно как и то, как он будет расквартирован, какие военные базы там будут присутствовать. Все это делается в интересах защиты двух новых субъектов международного права, для сохранения людей, которые там живут, и недопущения гуманитарной катастрофы. Численность этого контингента должна быть необходимой и достаточной для решения этих задач.
– Президент Николя Саркози договорился вместе с другими руководителями стран-членов ЕС возобновить переговоры с Россией по поводу заключения нового соглашения о стратегическом партнерстве. Чего ожидает Россия от такого стратегического партнерства с ЕС?
– Во-первых, я хотел бы сказать, что я отдаю должное тем усилиям, которые предпринимал и предпринимает президент Франции в деле налаживания полноценного, продуктивного, долгосрочного, взаимовыгодного диалога между Россией и Евросоюзом. Он в этом смысле просто молодец.
Мы хотим действительно именно таких отношений с Европейским союзом, считаем, что это крайне необходимо и для Европы, и для Российской Федерации именно потому, что мы живем на одном континенте, у нас у всех открытые экономики, мы заинтересованы во взаимных инвестициях. Европа получает энергоносители из Российской Федерации, мы приобретаем ряд важных для нас товарных позиций в Европе. У нас только с Францией товарооборот, который превышает 16 миллиардов долларов в год, и это растущая позиция; инвестиции, которые измеряются миллиардами долларов ежегодно. Это серьезные цифры. Это только с одним членом Евросоюза.
Поэтому мы должны иметь серьезный и полноценный фундамент, на котором будут основываться эти отношения. Такой фундамент – это именно договор. Поэтому мы приветствуем решение о том, чтобы возобновить все переговоры по этому поводу, и в ближайшее время, когда я буду в Ницце, мы, конечно, поговорим об этом с председательствующим в Евросоюзе – сейчас это Франция, – с моим коллегой Николя Саркози и с другими коллегами. Россия – интегральная часть Европы, так было, так есть и так будет. Мы заинтересованы в максимально тесных партнерских отношениях с Евросоюзом.
– Можете ли Вы назвать какие-то конкретные сферы, где сотрудничество между Францией и Россией могло бы развиваться наиболее интенсивно?
– Конечно, могу. Почему нет? У нас есть несколько крупных проектов, по которым мы очень хорошо сотрудничаем.
Начну с энергетики. У нас есть крупные проекты с французскими фирмами, которые традиционно покупают в России газ и нефть, я имею в виду, например, “Тоталь”. Это большие инвестиционные проекты, многомиллиардные, которые рассчитаны на будущее.
Мы работаем не только в сфере энергетики, мы имеем и ряд проектов в высокотехнологичной сфере: сотрудничество в сфере авиационной промышленности, сотрудничество в сфере различного рода современных материалов. Этого достаточно для того, чтобы сказать, что у нас просто очень богатая палитра отношений.
Я бы специально обратил внимание еще и на то, что мы заинтересованы во французских инвестициях в российскую экономику и рассчитываем на то, что и французская экономика, в свою очередь, будет с интересом принимать российские инвестиции. Именно это является самым главным соединяющим фактором.
А сейчас нам приходится искать ответы на очень непростые вопросы, которые поставил финансовый кризис, совместно искать.
– Вот этому как раз и посвящен мой следующий вопрос. На этой неделе Вы будете участвовать в заседании “группы двадцати” в Вашингтоне, которая как раз и посвящена преодолению последствий финансово-экономического кризиса. Везете ли Вы в Вашингтон какие-то конкретные предложения по реформированию современной финансовой системы?
– Я не просто везу – я уже все отправил. Я разговаривал с моим коллегой Николя Саркози, разговаривал с другими коллегами, я имею в виду федерального канцлера госпожу Ангелу Меркель, разговаривал с итальянским премьером господином Сильвио Берлускони, разговаривал с премьер-министром Великобритании господином Гордоном Брауном по той ситуации, которая сложилась в мировой экономике, и по кризису в глобальной системе финансов. Наши предложения переданы.
Я не думаю, что открою большой секрет, если скажу, что на многие вещи мы смотрим практически одинаково: и на природу, и на происхождение этого кризиса, и на те ответы, которые придется на него давать.
Поэтому о чем, мне кажется, нужно обязательно будет поговорить, – это о комплексе решений, которые касаются и обеспечения в целом финансовой стабильности на длительный срок, и о реформировании существующей архитектуры финансов в мире. Иными словами, нам нужно дать ответ на два крупных вопроса: что делать с текущим кризисом, как минимизировать его последствия и как предотвращать новые кризисы?
Что касается будущего системы финансовой архитектуры. Она, конечно, должна быть гораздо более прозрачной, более предсказуемой и гораздо лучше управляемой; она должна базироваться на прочном фундаменте международных соглашений; она должна создать новую или частично отреформированную систему международных институтов, включая так называемые институты кредиторов верхнего уровня. Она должна создать новую систему корпоративной отчетности, систему страхования рисков, создать более понятную и прозрачную систему бухгалтерского учета и отчетности.
Все эти вещи необходимо обсуждать именно сейчас, и именно поэтому мы и предложили дополнительно рассмотреть так называемую идею быстрого оповещения о возникающих кризисах. Эта система должна восприниматься всеми странами, она должна решать вопросы в интересах всех, а не в интересах лишь одной страны, пусть даже самой сильной или самой большой. В общем, мы должны создать основу для нового “Бреттон-Вудского пакета”, для новых “Бреттон-Вудских соглашений”.
– Россию наверняка не обойдет тот экономический кризис и экономический спад, который его сопровождает. Готова ли Россия к реализации крупномасштабных планов по оживлению своей экономики, по противодействию тому спаду? Возможно, будет представлен план, аналогичный тому, который был недавно объявлен Китаем?
– Конечно, сейчас это вызов номер один. И все руководство нашей страны занимается в значительной мере минимизацией последствий мирового финансового кризиса. Мы приняли ряд безотлагательных решений для того, чтобы увеличить денежное предложение, улучшить ситуацию с денежной ликвидностью в банковской сфере, в сфере реального производства. Но это не значит, что это исчерпывающие меры: мы, конечно, будем следить за ситуацией и стараться отвечать максимально адекватно.
Мы используем и опыт наших партнеров, мы следим за теми решениями, которые принимаются Евросоюзом, в значительной мере опять же мы действуем где-то синхронно, где-то по близким направлениям. Следим и за теми решениями, которые принимаются нашими китайскими друзьями. Но нужно учитывать, конечно, и масштаб экономики, и природу этой экономики. Здесь не может быть стандартных рецептов, несмотря на то, что кризис, конечно, сказывается в деятельности практически всех стран.
– Не стоит ли на повестке дня вопрос о национализации банков, которая позволила бы лучше использовать существующие кредитные ресурсы, поскольку мы видим, что в последнее время наблюдается отток средств за рубеж?
– Да, действительно, отток капитала довольно значительный, но это не может быть причиной национализации банков. Вопрос тут не в этом. Мы должны сохранить опорные, важнейшие банки, которые обеспечивают коммуникации, которые обеспечивают денежную циркуляцию в масштабах страны. Это первое. И второе, не менее важное, – мы должны защитить вклады граждан. У нас все вклады практически гарантированы государством.
В то же время, конечно, мы должны следить за ситуацией. И если будет необходимо, мы примем и санационные меры, вплоть до перехода пакета акций, допустим, в собственность государства, что уже с успехом продемонстрировали другие страны: Соединенные Штаты Америки, Великобритания и некоторые другие страны. Но даже если это повлечет какой-то частичный переход права собственности к государству, я думаю, что это будет временная мера, и впоследствии все равно такого рода пакеты будут распроданы.
Я сказал в своем Послании недавно, что нам не нужна огосударствленная экономика. Нам нужна эффективная, рыночная экономика, которая покоится на частной собственности.
– Падение цен на нефть серьезно отразилось на бюджете Российской Федерации. Ожидаете ли Вы, что цены на нефть начнут подниматься?
– Вы знаете, вообще любое радикальное уменьшение цен на энергоносители, на нефть или же, наоборот, спекулятивные всплески – все это создает нестабильность. Мы, конечно, не можем радоваться ситуации, когда цены на нефть, скажем, уходят ниже разумных пределов, которые сегодня всеми странами – экспортерами нефти понимаются где-то приблизительно в одной ценовой категории.
Но наша экономика, наш бюджет в целом достаточно неплохо защищены от такого рода падения цен на нефть. У нас есть так называемый Резервный фонд, который раньше назывался Стабилизационным фондом, он позволяет сглаживать эти проблемы и не допускает уменьшения бюджетных трат на развитие социальной сферы, на развитие экономики в целом.
В долгосрочной перспективе – я уверен, что нынешняя структура цен на нефть и, как следствие, на другие энергоносители подвергнется коррекции, и мы будем свидетелями ее увеличения, это совершенно очевидно для меня.
Что касается текущей ситуации, то она предсказуема, но не до конца, потому что, насколько я знаю, нет ни одного человека, который сумел бы с высокой степенью вероятности предсказать динамику цен на нефть. Это тот фактор, который превращает экономику из науки в искусство.
– Господин президент, Вы только что предложили продлить срок мандата президента с четырех до шести лет. Некоторые обозреватели, возможно, даже поспешно, сделали из этого вывод, что такое предложение позволит Владимиру Путину вернуться во власть на пост президента. Что Вы можете сказать по этому поводу? Намерены ли Вы доработать до окончания Вашего президентского срока, и исключаете ли Вы для себя возможность досрочной отставки?
– Но я же работаю. Что Вы меня подталкиваете к каким-то решениям? Я могу Вам сказать определенно только одно, что этими новыми сроками сможет воспользоваться только тот кандидат в президенты, который будет баллотироваться на эту должность после вступления в силу соответствующих поправок.
Сроки полномочий верховной власти, будь то президент или парламент, – это вещь, которая все-таки должна служить интересам развития государства. Если говорить о недавней истории Франции, мы помним и о семилетнем сроке, который, на мой взгляд, позволил решить массу вопросов в тот период, когда была разработана конституция де Голля. Но впоследствии французское общество посчитало, что это уже не актуально, и были проведены соответствующие изменения. Поживем – увидим. Мы сейчас должны будем поработать с такими сроками полномочий. Кто знает, что будет через 30-40 лет?
– Еще раз тогда уточните. После принятия этих конституционных поправок новые сроки будут распространяться и на Вас тоже или только на Вашего преемника?
– Нет, по общеправовым принципам новые сроки после изменения Конституции будут распространяться только на новое лицо, которое будет баллотироваться вновь. Обратной силы они не имеют. Действующий срок для полномочий президента или срок действия нынешних полномочий президента, – четыре года.
– Похоже, что на российском Кавказе сохраняется нестабильность, имеются вспышки насилия. Не приходится ли говорить о возрождении террористической деятельности и нестабильности в этом регионе?
– Вы знаете, там точно успокаиваться рано. Речь идет в целом о ситуации на Кавказе и о ситуации с террористической угрозой в мире, потому что терроризм в силу своей природы носит интернациональный характер и просачивается сквозь границы под самыми разными лозунгами, сопровождаясь самыми разными идеями. Поэтому я точно не могу сказать, что угроза терроризму ликвидирована, скажем, на Кавказе или в каком-то другом регионе.
Мы все с этим сталкиваемся. С этим столкнулась Российская Федерация в 90-е годы, когда, по сути, в результате террористических действий ряд субъектов оказался выведенным за юрисдикцию России, и там у власти были бандиты.
Нам удалось восстановить конституционный порядок в Чеченской Республике, успокоить ситуацию в других республиках Северного Кавказа. Такие же проблемы возникают и в других регионах мира. Надо вовремя на них реагировать. Обстановка действительно не самая спокойная.
Не так давно в Северной Осетии прогремел взрыв, погибли люди. По основной версии, которая сегодня отрабатывается следствием, – это действия террористов. Цель – не только запугать людей, но и столкнуть их. Поэтому мы, конечно, будем предпринимать все усилия и все необходимые меры для того, чтобы поддерживать там надлежащий конституционный порядок. С этим связаны и ряд моих решений, направленных на укрепление ситуации в целом, на придание более динамичного характера развитию обстановки в ряде регионов и на укрепление руководства отдельными регионами нашей страны, в том числе на Северном Кавказе.
Терроризм и вообще преступность обычно усиливаются в тот период, когда в регионе, особенно в таком достаточно горячем, как Кавказ, начинают появляться внерегиональные силы.
Августовский кризис показал, что когда у руководителей других стран в какой-то момент “сдают тормоза” и возникает желание осуществить агрессию, в конечном счете это дестабилизирует ситуацию в регионе в целом. Если бы Россия не навела порядок в августе месяце, то неизвестно, что бы происходило в этих регионах. Вполне вероятно, была бы большая кровь и масштабные террористические действия, направленные на раскол действующих государств.
– И, наконец, последний, личный вопрос. Несмотря на то что перед Вами стоят очень серьезные вызовы и проблемы, испытываете ли Вы удовлетворение от того, что Вам приходится выполнять функции президента?
– Я Вам откровенно отвечу, это очень интересная работа, но она и очень ответственная. И это не фигура речи – это на самом деле необходимость 24 часа в сутки быть включенным в решение самых разных проблем.
– Благодарю Вас, господин президент, за Ваши ответы на вопросы.
– Спасибо, господин главный редактор. Успехов Вам и Вашему изданию!
kremlin.ru