Президент Молдавии рассказал “Коммерсанту” о том, каким образом он хочет вернуть Приднестровье.
Россия
готова гарантировать восстановление территориальной целостности
Молдавии в обмен на ее отказ от вступления в НАТО. Соответствующие
документы могут быть подписаны уже в ближайшее время. О том, как Москва
и Кишинев собираются реализовать в Приднестровье сценарий “антикосово”,
в интервью корреспонденту “Ъ” ВЛАДИМИРУ Ъ-СОЛОВЬЕВУ рассказал президент
Молдавии ВЛАДИМИР ВОРОНИН, давший понять, что вдобавок его страна может
еще и выйти из ГУАМ.
— В последнее время вы прямо излучаете
оптимизм по поводу перспектив решения приднестровского конфликта. Если
вас послушать, может показаться, что Молдавия воссоединится со дня на
день. Уже начался обратный отсчет?
— Ни одну задачу не
решить, если человек, который генерирует идею решения проблемы, не
верит в успех и не является оптимистом. Поэтому все эти годы и даже
после трудного 2003 года я не переставал быть оптимистом и не
переставал считать, что так или иначе, но мы эту проблему решим. Что
касается отсчета времени, то, я думаю, сейчас можно сказать, что он
пошел в обратную сторону и скоро должен настать тот день, когда мы
окончательно разрешим этот вопрос. Те отношения, которые сегодня
сложились между нами и Россией, являются главным основанием для того,
чтобы я выражал оптимизм, который уже невозможно скрывать.
—
Раньше вы часто говорили о неких темных таинственных силах в России,
мешающих объединить вашу страну. Что это за силы и куда они делись
теперь?
— Их поглотил день. За самой темной ночью всегда
следует день и выходит солнце. А нечисть, как известно, боится света.
Если серьезно, главную роль здесь сыграли два фактора. Во-первых,
внедрение совместного контроля на приднестровском сегменте границы
между Молдовой и Украиной и появление там миссии ЕС. Второе и, пожалуй,
самое главное — это регистрация экономических агентов Приднестровья в
официальных госструктурах Молдовы. То есть предоставление им статуса
законного экономического агента, а не представителя непризнанной
сепаратистской территории.
— То есть были отсечены теневые денежные потоки?
—
Теперь этого теневого интереса в Приднестровье нет. Если взять
календарь и посмотреть, как себя вели приднестровские власти в период,
когда вводились новые правила на границе, это особенно хорошо заметно.
Пока контроля не было, все было спокойно. Но как только он был введен,
тут же поднялся крик об экономической блокаде региона. Чтобы понять,
что это не так, достаточно сравнить внешнеэкономические показатели
Приднестровья в 2007 году, после того как у нас зарегистрировались 90%
экспортно-ориентированных предприятий региона, с 2005 годом, который
приднестровцы считают наиболее благоприятным периодом. Там отчетливо
видно, что экспорт с левого берега вырос на 19%. Значит, проблема не в
так называемой блокаде. А в том, что мы перекрыли каналы, не входившие
в официальную статистику и дававшие умопомрачительные доходы, которыми
приднестровские власти делились с теми силами, о которых мы с вами
говорим.
— Вы утверждаете, что не ведете секретных
переговоров с Москвой и не обсуждаете секретные планы урегулирования
конфликта. Но я вас уверяю, что никто толком не понимает, как именно
может быть решена проблема Приднестровья.
— Секретных
переговоров и правда нет. А проблема будет решаться только на основе
разработанного закона о статусе Приднестровья от июля 2005 года. Мы
тогда приняли закон об основных принципах статуса приднестровского
региона. Причем парламент принял его единогласно. Это было удивительно,
потому что вся оппозиция без исключения проголосовала за этот закон. На
основе закона о принципах был разработан проект закона о самом статусе,
где расписано все: какие права, какие обязанности, какая форма
правления будет введена в Приднестровье после объединения Молдовы в
единое государство, каким она была. В развитие этого закона принят
механизм гарантий того, что обе стороны — Кишинев и Тирасполь —
обязуются выполнять и этот закон, и “дорожную карту” к нему. То есть
график того, когда и какие меры следует реализовать. Там прописано,
когда произойдет объединение денежных систем, установление единых
таможенных органов по всему периметру Республики Молдова и многие
другие вещи.
Вот три основных документа, которые мы вкладываем в
пакет урегулирования. В последнее время появилась необходимость
принятия еще и декларации о признании постоянного нейтралитета Молдовы.
В соответствии с конституцией наша страна и так нейтральна. Но теперь
желательно, чтобы этот статус был зафиксирован еще и в декларации о
том, что все признают наш нейтралитет. Этот документ должны подписать
все стороны, которые участвуют в переговорном процессе в формате “5+2”,
за исключением Тирасполя. То есть Молдова, как суверенное государство,
а также Россия, Украина, США, ЕС и ОБСЕ.
— Эта декларация уже готова?
— Мы готовим ее проект.
—
России это должно нравиться. Москва не раз давала понять, что она
заинтересована в молдавском нейтралитете. А что говорят на этот счет
США и ЕС?
— Вообще-то каждая страна сама решает, быть ей
нейтральной или нет. Это наше внутреннее дело, и речь здесь идет о
суверенитете государства. Мы не испрашиваем их согласия, а просим
международного признания нейтрального статуса.
— Но подписи-то под декларацией им поставить придется.
—
Да. Но я не вижу, что мешает им это сделать. Если кто-то из них
переживает, что Молдова с такой формулировкой может иметь проблемы в
плане дальнейшей евроинтеграции, то это не так. Никто не ставит вопрос
о том, что евроинтеграция обязательно должна пройти через НАТО. Мы
работаем с альянсом в рамках программ, не предусматривающих вступления
в эту структуру.
— Значит, декларация — это четвертый документ в пакете?
—
Да. Мы предлагаем именно пакетный подход. Более того, все эти
документы, кроме текста декларации, который еще в работе, уже готовы.
На последней встрече с Владимиром Путиным перед саммитом СНГ мы
обсудили вопрос о том, что пора начать переговоры в формате “5+2” с
единственной повесткой — рассмотрение этого пакета. Более того, эти
переговоры по нашему предложению должны пройти в режиме сессионной
деятельности, а не так, что встретились, посмотрели
достопримечательности того или иного города и разошлись. Представители
сторон должны сесть и работать столько, сколько нужно, чтобы пройти
весь пакет.
— А есть шанс, что такой переговорный трек завершится окончательным урегулированием конфликта?
—
Есть шанс, что они согласятся с тем, что эти документы содержат не
только механизм урегулирования, но и механизм функционирования
Приднестровья в составе Молдовы в качестве автономной республики.
— Предположим, они придут к такому выводу. Что дальше?
—
Если это происходит, мы собираемся на уровне глав государств и все
вместе подписываем эти документы. А потом начинается реализация
“дорожной карты”. Если к парламентским выборам 2009 года мы решим
приднестровский вопрос, будет очень хорошо. В парламент в таком случае
попадут депутаты от Приднестровья, и он, таким образом, будет учитывать
интересы всей страны. Я бы очень хотел, чтобы в новый парламент Молдовы
попали приднестровцы.
— А вы готовы сесть за один стол с приднестровским лидером Игорем Смирновым и пожать ему руку после всего, что между вами было?
—
Если на карту будет поставлен вопрос объединения страны в соответствии
с международными нормами, я сяду за один стол с кем угодно. Мои личные
амбиции не должны преобладать над национальными интересами, и они не
будут преобладать. Я проведу переговоры и подпишу соответствующие
документы. Но это должно быть окончательное решение. Я не могу опять
начинать ту волынку, которая тянулась до сих пор.
— Закон
2005 года о статусе Приднестровья критиковали и Москва, и Тирасполь.
Они заявляли, что он принят без учета мнения Левобережья. Теперь
претензий нет?
— Этот проект закона просто нужно внимательно
почитать. Там Приднестровью дается столько полномочий и прав, сколько
нет у многих продвинутых республик в составе Российской Федерации и
других стран с федеративным устройством.
— И как же в нем именуется Приднестровье?
— Автономия с широкими полномочиями республики.
— Молдова по этой модели станет федерацией?
—
Нет, она останется унитарным государством с двумя автономными
образованиями — Гагаузией и Приднестровьем. У Приднестровья останется
все: герб, флаг, государственные языки (в ПМР три госязыка —
молдавский, русский и украинский.— “Ъ”), которые они считают нужными.
Конечно, молдавский язык будет государственным на основе конституции,
но все остальные языки могут функционировать на их территории, как и
раньше. Кстати, по нашим законам русский язык имеет в Молдове статус
языка межнационального общения. Приднестровцы хотят, чтобы у них был
еще и украинский. Ну так пожалуйста!
— После частых визитов в
Кишинев заместителя секретаря Совбеза РФ Юрия Зубакова сложилось
впечатление, что переговоры ведутся исключительно в формате
Воронин—Зубаков. Как в этом процессе участвуют США и ЕС?
—
Миссия Юрия Зубакова значительно шире, чем просто проблема
Приднестровья. Чтобы серьезно заняться решением этого вопроса, нам для
начала надо было выйти из тупика, в котором мы оказались после 2003
года, когда не был подписан документ, получивший название “меморандум
Козака”. Это было очень непросто и удалось благодаря миссии Юрия
Зубакова и лично Владимиру Путину. Преодолеть то, что произошло тогда,
мог только Владимир Владимирович. Заслуга Зубакова в том, что мы теперь
имеем пакет документов и подошли к решению проблемы. Но на этом точку
ставить нельзя. Если бы консультации велись только с Зубаковым, то мы
бы сидели в зоне секретомании и нас все подозревали в ведении
сепаратных переговоров за спинами остальных участников процесса. Мы же
информируем наших партнеров о всех вопросах, которые хотим решить
вместе с Россией. Когда западная пресса писала, что все, дескать,
засекречено, я лично собирал у себя послов стран ЕС и детально
информировал их о том, что мы решаем и о чем договариваемся. Эти темы
обсуждались и с представителями госдепа США. Небольшая
конфиденциальность, безусловно, есть. Но скоро в ней не будет никакого
смысла. Больше нечего секретничать.
— Пакет подготовлен только молдавской стороной?
—
Проект закона об основных принципах статуса Приднестровья в составе
Молдовы и последующий закон о статусе — это плод не сиюминутной
придумки, а переговоров, которые велись все 16 лет существования
конфликта. Мы учли все, что когда-то предлагало Приднестровье. Это
сумма всех наработок. Мы не просто сели и нарисовали все так, как нам
хочется.
— Значит, речь не идет о реанимации некоего “меморандума Козака-2”? Он умер и похоронен?
—
Мы взяли из него в проект будущего закона о статусе многие элементы и
позиции. Есть же общие принципы, которые уже давным-давно придуманы.
— Когда и где соберется формат “5+2”? Уже назывались Хельсинки и Санкт-Петербург.
—
Когда я встречался с Владимиром Путиным, я сказал ему, что в качестве
места проведения обсуждаются Хельсинки и Петербург. Он мне ответил, что
это не принципиально.
— Он не стал лоббировать свой родной город?
—
Дело не в этом. Мы на своих должностях давно потеряли вкус к
собственным хотелкам. Путин на эти задачи смотрит шире. Его интересует,
как решить проблему. А где это произойдет — вторично.
— Что
будет с законом, запрещающим приватизацию в Приднестровье без согласия
Кишинева, и с признанием прав российских бизнесменов, которые приобрели
там собственность? Вы отмените этот закон?
— Если эта
собственность приватизирована законно, пусть даже по приднестровским
законам, то вопросов никаких не будет. А если нарушили закон, то будут
проверки, хотя проверять, конечно, будут соответствующие органы
Приднестровья.
— Сам закон все же будет отменяться?
—
Он уже отменен. Мы не заставим нынешних владельцев реприватизировать
объекты и не станем их национализировать. У нас в Молдове сейчас
приватизировано больше 90% собственности. У нас идет бурная
доприватизация долей государства в каких-то предприятиях. Пусть никто
не думает, что мы все отберем.
— А как после урегулирования быть с российскими миротворцами? Для вас это проблема?
—
Здесь мы снова возвращаемся к нейтралитету, согласно которому полностью
исключается присутствие на нашей территории любых войск. Миротворческие
задачи добросовестно выполнены еще несколько лет назад. Поэтому сегодня
мы ставим вопрос о гражданских гарантийных силах. Мы допускаем наличие
гражданских наблюдателей, но не военных миротворцев. Ведь, как ни
крути, все еще есть две армии — молдавская и приднестровская. Должны
пройти процессы реабилитации. Хотя в перспективе я вижу Молдову не
только нейтральной, но и демилитаризованной.
— Такая позиция находит понимание в Москве?
—
Если честно, то да. Вопрос стоит таким образом: если уходят, то уходят
все. А не так, что кто-то ушел, а кто-то его место занял. Мы не хотим
менять сегодняшних миротворцев на любых других. Мы говорим, что статус
нейтралитета должен свято соблюдаться и не должно быть на нашей
территории иностранных военных. Это правильная позиция, и мы ее будем
защищать.
— Ваши западные коллеги это понимают?
— Да я не думаю, что мы такие уж интересные для кого-то в стратегическом плане.
—
Кстати, о стратегии. Молдова, в отличие от таких стран ГУАМ, как Грузия
и Украина, не собирается вступать в НАТО. Есть ли смысл оставаться в
составе этой четверки, которую Москва считает антироссийской?
—
Когда создавался ГУАМ, он ставил перед собой иные цели. Говорилось о
строительстве нефтепровода Одесса—Броды. Но когда я глянул на карту
маршрута этой трубы, то увидел, что Молдову он обходит очень далеко. А
в прошлом году вообще что-то странное началось. Заговорили о создании
собственных миротворческих сил. Я спросил зачем. А мне говорят: у нас у
всех, мол, конфликты. Ну и что? У нас же есть международно признанные
миротворческие силы — зачем еще одни создавать? Я сказал им: кончайте с
этими играми. Слава богу, решения в ГУАМ консенсусом принимаются, и
когда мы отказались подписать документ, эта идея в итоге лопнула.
— Молдавия может последовать примеру Узбекистана и покинуть ГУАМ?
—
Такие решения принимаются парламентом. Но вообще-то от присутствия в
любой организации должна быть эффективная польза. Если ее нет, то нет и
интереса. А если нет интереса, то присутствие становится
обременительным. С нашим ГУАМ перспектива туманная. Если не будет
экономического интереса, то сидеть в нем в качестве противовеса кому-то
нам не нужно. Молдова не такая страна, чтобы выступать кому-то
противовесом.
— Вас не заботит, что в случае принятия Украины
в НАТО Молдавия окажется зажатой между натовскими странами, ведь
Румыния уже в альянсе?
— А что здесь поделаешь? Географию не изменишь. Будем таким вот буфером с нейтральным статусом.
—
Если Приднестровье все же воссоединится с Молдавией, что будет с
газовым долгом Тирасполя перед “Газпромом”, который перевалил за $1,5
млрд?
— Останется нам в наследство. А там уже будем решать.
Мы знаем, кто в этом виноват, ведь население платило за газ, но платежи
“Газпрому” не перечислялись. Но от этого знания деньги не появятся.
Будем решать проблему вместе с Россией и ЕС. Может, и Россия нам
поможет ради процесса объединения, в котором ей принадлежит решающая
роль.
“Коммерсант”