Ветеран войны Вера Мамчиченко: Я скрыла от мамы, что иду на фронт
Общество // 00:29, 1 мая 2014 // 1852
ИА «ТИРАС» в преддверии 69-ой годовщины Великой Победы предлагает вашему вниманию серию публикаций, посвященных всем ветеранам, героям прошлого столетия в знак глубокой благодарности за те подвиги, что они совершили в смертельной схватке с врагом. И они сумели выйти победителями. Пусть их внуки и правнуки никогда не забудут, что за эту Победу и свободу миллионы людей положили свои жизни.
Среди тех, кому посчастливилось выжить, Мамчиченко Вера Демьяновна. В этом году ей исполняется 91 год. Эта хрупкая женщина с добрыми, печальными глазами пережила многое: долгие военные годы в юном возрасте, смерть супруга в свои 32 года и кончина единственной дочери. Благо, остались у неё внучка и правнучка, ради которых Вера Демьяновна и живет. Однако есть ещё одна важная миссия, которая легла на её плечи – передать из уст в уста историю тех страшных событий, которые выпали на долю мужественных людей.
Трудно поверить, что эта хрупкая женщина, во время войны была грозой немцев – метким снайпером. Она стала первой женщиной – снайпером Советского Союза. Она прославилась среди болгарских воинов и была награждена правительством Болгарии орденом "За храбрость", который вручался за исключительный героизм. Русская девушка была первой женщиной-иностранкой, удостоенной этой награды. Кроме этого ордена, на ее парадном пиджаке орден Красной Звезды, орден "За вклад в Победу", медаль "За отвагу" и еще свыше двадцати медалей.
Как же случилось так, что она семнадцатилетней девушкой взяла в руки винтовку и пошла наравне с мужчинами на войну… Вот, что об этом рассказала сама героиня:
«Я и моя семья жили в селе под Первомайском Николаевской области. Когда
перед войной объявили набор в двухгодичную школу медсестер, со школьной скамьи
я уехала на учебу. Перед самой сдачей экзаменов началась война. 25 июня 1941
года уже дежурила на вокзале в Первомайске, принимала поезда с первыми
ранеными. А когда узнала о том, что формируется полк особого назначения для
прорыва сопротивления противника, изъявила желание служить в этом полку. Я была
бойкая, училась отлично. Нам с подругами дали сутки, чтобы попрощаться с
родными. Я сказала своим, что буду работать в госпитале. Скрыла от мамы, что
иду на фронт, знала, что будет очень за меня волноваться. Но материнское сердце
не обманешь. Всю ночь она проплакала, собирая меня в дорогу. Утром провожали
меня всей семьей до речки.
Только отец знал правду. Отвел меня в сторонку и сказал: "Нет у меня сыновей, иди, дочка, защищай Родину". Помню, как его горячая слеза упала мне на плечо.
Полк формировался в Грушевке Одесской области. Поместили нас в казармы, выдали обмундирование, приказали никуда не отлучаться. Даже спали мы одетые, чтобы по тревоге быть наготове. А это был июль, жара. На четвертые сутки мы не выдержали, пошли с девчонками на речку купаться. И вдруг бомбежка, тревога. Мы раздетые, мокрые, босые прибежали в казарму. На первый раз нас простили (нам и восемнадцати тогда еще не было), а если такое повторится, командир пригрозил отдать нас под трибунал.
Через несколько дней в село Кривое Озеро прорвались немецкие танки. Ночью батальон, где меня определили санинструктором, перебросили на передовую. Здесь я и получила боевое крещение. И хотя прошло много лет с того дня, помню все…
Только каким-то чудом я осталась живой. Наш полк почти весь погиб, горсточка людей вышла из окружения. Силы были неравные. У немцев танки, а у нас одна пушка, противотанковые ружья, винтовки, гранаты, бутылки с зажигательной смесью, которой танки поджигали. Когда начались обстрел и бомбежка, я упала в траву и думаю: "Никакая сила меня не поднимет". Но как только услышала крики раненых, куда девался мой страх. Семь раз наши поднимались в атаку. И после каждой поле боя было усеяно трупами, ранеными, полито кровью. Своими глазами довелось увидеть, как наши бойцы со связками гранат бросались под вражеские танки. Это не был слепой фанатизм. Мы просто очень любили Родину.
Ранения у бойцов были тяжелые – в живот, в голову, прострелы рук, ног с переломами. Под разрывами мин и пулеметными очередями мне приходилось перевязывать раненых, останавливать кровотечения, перетаскивать в безопасное место. Бой шел весь день. Командир мне приказал дождаться вечером машины и эвакуировать раненых. Уже ночь спустилась, а машины все не было. Всех санитаров-мужчин перебили, уцелел один. Мы с ним увидели на поле лошадь, запрягли в телегу и стали перетаскивать раненых. Как они, бедные, кричали. Обезболивающих лекарств не было, а раны все тяжелые. Тихо поехали. По пути наших разведчиков встретили, я бросилась к ним и стала рыдать. Такое в этот день пережила, чуть не поседела. Когда добрались до наших, уцелевших после боя, не верилось, что все закончилось…
Конечно, это был не конец, а лишь начало, начало бесконечной череды бомбежек, перестрелок с самыми ужасными потерями и жертвами. В одной из схваток с врагом погиб дорогой мне человек. Он любил меня, а я любила его. Это была моя первая любовь. Наш полк, в котором были я и он, снова оказался на передовой. Подкрепление все не приходило. Он приказал мне возвращаться в укрытие. Я упрямо отказывалась. Тогда он пошел на хитрость – дал указание бежать в тыл и передать, чтобы поднесли больше боеприпасов. Когда я вернулась, никого в живых уже не было. Он с оставшимися солдатами, видя, что немцы уже почти в шаге от них, собрали последние гранаты и подорвали себя вместе с ними.
Такими были первые месяцы этой страшной войны…»
Только отец знал правду. Отвел меня в сторонку и сказал: "Нет у меня сыновей, иди, дочка, защищай Родину". Помню, как его горячая слеза упала мне на плечо.
Полк формировался в Грушевке Одесской области. Поместили нас в казармы, выдали обмундирование, приказали никуда не отлучаться. Даже спали мы одетые, чтобы по тревоге быть наготове. А это был июль, жара. На четвертые сутки мы не выдержали, пошли с девчонками на речку купаться. И вдруг бомбежка, тревога. Мы раздетые, мокрые, босые прибежали в казарму. На первый раз нас простили (нам и восемнадцати тогда еще не было), а если такое повторится, командир пригрозил отдать нас под трибунал.
Через несколько дней в село Кривое Озеро прорвались немецкие танки. Ночью батальон, где меня определили санинструктором, перебросили на передовую. Здесь я и получила боевое крещение. И хотя прошло много лет с того дня, помню все…
Только каким-то чудом я осталась живой. Наш полк почти весь погиб, горсточка людей вышла из окружения. Силы были неравные. У немцев танки, а у нас одна пушка, противотанковые ружья, винтовки, гранаты, бутылки с зажигательной смесью, которой танки поджигали. Когда начались обстрел и бомбежка, я упала в траву и думаю: "Никакая сила меня не поднимет". Но как только услышала крики раненых, куда девался мой страх. Семь раз наши поднимались в атаку. И после каждой поле боя было усеяно трупами, ранеными, полито кровью. Своими глазами довелось увидеть, как наши бойцы со связками гранат бросались под вражеские танки. Это не был слепой фанатизм. Мы просто очень любили Родину.
Ранения у бойцов были тяжелые – в живот, в голову, прострелы рук, ног с переломами. Под разрывами мин и пулеметными очередями мне приходилось перевязывать раненых, останавливать кровотечения, перетаскивать в безопасное место. Бой шел весь день. Командир мне приказал дождаться вечером машины и эвакуировать раненых. Уже ночь спустилась, а машины все не было. Всех санитаров-мужчин перебили, уцелел один. Мы с ним увидели на поле лошадь, запрягли в телегу и стали перетаскивать раненых. Как они, бедные, кричали. Обезболивающих лекарств не было, а раны все тяжелые. Тихо поехали. По пути наших разведчиков встретили, я бросилась к ним и стала рыдать. Такое в этот день пережила, чуть не поседела. Когда добрались до наших, уцелевших после боя, не верилось, что все закончилось…
Конечно, это был не конец, а лишь начало, начало бесконечной череды бомбежек, перестрелок с самыми ужасными потерями и жертвами. В одной из схваток с врагом погиб дорогой мне человек. Он любил меня, а я любила его. Это была моя первая любовь. Наш полк, в котором были я и он, снова оказался на передовой. Подкрепление все не приходило. Он приказал мне возвращаться в укрытие. Я упрямо отказывалась. Тогда он пошел на хитрость – дал указание бежать в тыл и передать, чтобы поднесли больше боеприпасов. Когда я вернулась, никого в живых уже не было. Он с оставшимися солдатами, видя, что немцы уже почти в шаге от них, собрали последние гранаты и подорвали себя вместе с ними.
Такими были первые месяцы этой страшной войны…»
Продолжение следует...
Екатерина Богатая