iа.tirаs.ru@gmаil.соm

Содержание

Почему Россия никогда не признает Приднестровье

Специальный корреспондент «КП» Дарья Асламова съездила в Кишинев и Тирасполь, чтобы понять — станет ли Приднестровье независимы.

На моей ладони — тяжелая монета из чистого серебра. В центре монеты — лыжник, летящий с горы, и надпись «Зимние олимпийские игры. Турин 2006». На оборотной стороне — советский (!) герб и гордые слова «Приднестровский Республиканский банк. 100 рублей». Абсурдная монета несуществующего государства (у любого нумизмата живот заболит от зависти). Ах, эти простаки из Приднестровья! Они не только не моргнув глазом печатают собственные деньги (приднестровский рубль крепче российского в три раза), но и с очаровательной наглостью выпускают золотые и серебряные серии памятных монет. И не пытайтесь в местных кабаках расплатиться нашими рублями, евро, долларами и прочей «несерьезной» валютой. Официанты с гордым видом отошлют вас в обменник.
 
Приднестровье — маленькое непризнанное государство с населением полмиллиона человек, отколовшееся в 90-е годы от Молдовы. Крепкая процветающая промышленность, медленно думающие люди и сентиментальный советский уклад, застывший в трагикомической неподвижности. Государство-малютка, начисто лишенное той беспечности и легкого приятного бардака, свойственного всем сепаратистским регионам. Здесь все по-взрослому: министерства, налоговые, пограничные и таможенные службы, суды и прокуратуры, собственный КГБ и серьезная армия (не чета молдавской). Весь громоздкий бюрократический механизм, функционирующий на хорошо смазанных шарнирах.
 
По дороге из Кишинева в Тирасполь наша машина лихо проскакивает сонные молдавские посты, чтобы надолго застрять в когтях приднестровских таможенников. Приднестровье напоминает укрепленную крепость, так долго находившуюся на осадном положении, что, когда осаду сняли, защитники не поверили собственным глазам. Они по-прежнему целятся в невидимого врага. Здоровенный мордатый офицер тщательно проверяет багажник и бардачок, снимает сиденья и обыскивает личные вещи. «Колющие-режущие предметы есть? Оружие, наркотики? Зачем едете?» Мой красный паспорт смягчает ситуацию, неопровержимо доказывая: я не враг, я своя.

Идеологически чистый регион
 
«Знаешь, что нам, приднестровцам, нужно сделать, чтобы Запад нас признал? — Председатель пророссийского антизападного движения «Прорыв» Дмитрий Соин мерит шагами кабинет. — Мы должны легализовать однополые браки, разрешить легкие наркотики и построить самую большую в Восточной Европе синагогу. Европейцам это будет понятно. А мы их душим разговорами о восточнославянской цивилизации».
 
«А ты считаешь, что здесь конфликт цивилизаций?» — с интересом спрашиваю я.
 
«Конечно. Историческая граница проходит по Днестру. Здесь — передовой фланг восточного славянства, на том берегу — романо-германская цивилизация. В эпоху перестройки нищая Молдова на уровне интеллигенции мыслила себя наследницей великого Рима. Там были настоящий фашизм, антирусская истерия. Славянские варвары оккупировали Молдову! А солнечная Молдова в СССР, заметь, была второй по обеспечению. Благодатный край! Это потом они узнали, что такое нищета, когда отделились от Советского Союза».
 
Я смотрю в окно на мирно текущий Днестр, и мне трудно представить столь глобальное противостояние. «Дима, что было, то прошло. С 1992 года здесь не прозвучало ни одного выстрела, — говорю я. — Молдова больше не рвется воссоединиться с Румынией. Ей это уже неинтересно. Только 2,5 процента граждан Молдовы считают себя румынами. Почему бы вам не помириться?» «Ты мыслишь, как все западники. Вот приезжают ко мне с ОБСЕ и говорят: у вас нет формального повода к конфликту, вы все одинаковые. Я им в ответ: ребята, да, мы одинаковые, но идем-то мы в разные стороны. Молдова — на Запад, в НАТО и Евросоюз, а Приднестровье — на Восток, в Россию. Попробуй дерни стоп-кран в поезде, который несется на полном ходу, все же с полок послетают.
 
Приднестровье — это выход на Балканы, ключ к балканскому замку. Полоска земли, представляющая стратегический интерес, и судьба полумиллиона человек, которые надеются и верят в Россию. Здесь в хорошем смысле советская общность, но не коммунистическая, хотя нас часто называют заповедником социализма. Здесь большую роль играет интернационализм. Никто не спросит, какой ты национальности. У наших людей три паспорта: России, Украины и Молдовы. Ну, разумеется, и приднестровский паспорт. Во время войны наши молдаване стреляли в кишиневских молдаван. Почему? Потому что они чувствовали себя приднестровцами и россиянами. Город Тирасполь основал Суворов по приказу Екатерины Второй. Мы сохранили памятник Ленину и советский герб. Наш президент Игорь Смирнов заявил: «Мы с памятниками и символикой не воюем». А Молдова строит сейчас государство-нацию с молдавским языком в качестве государственного. Что общего может быть у интернационального Приднестровья с этой узкой идеей?»

Дима Соин мечтает о создании идеологически чистого региона и как борец с «цветными» революциями разрабатывает «стратегию встречного огня». «Идет серьезнейшая промывка мозгов. Есть такое понятие: маркетинг впечатлений. Тирасполь, с учетом того, что мы пережили войну и блокаду, — отнюдь не Лас-Вегас. Западники-энпэошники (сотрудники неправительственных организаций) четко знают, что пенсионеров уже не поменяешь. Средний возраст — тоже люди с устойчивыми идеологическими взглядами. Ставка нынче на молодежь, которую запросто вывозят ТУДА, чтобы продемонстрировать прелести западного формата (разумеется, за счет принимающей стороны). Пропуская через мельницу молодых активных людей, наши идеологические противники рассчитывают, что активисты поведут за собой сверстников. Их везут в блестящие европейские столицы, их знакомят с депутатами и дипломатами, все это разбавляется дискотеками и посещением клубов. Молодежь космополитична, а технология подкупа через грантодание доведена до совершенства. Студентов учат писать заявки на гранты (а это возможность заработать) и составлять иски в Европейский суд. В режиме нон-стоп проходят семинары, тренинги, «круглые столы». Финансируются программы: права человека, свобода СМИ, молодежное лидерство, налаживание международных коммуникаций. На то, чтобы втянуть в энпэошные грантовые схемы население России и ее передовой фланг Приднестровье, брошены лучшие умы и немыслимые денежные ресурсы. Ты не можешь себе представить, какие бюджеты ЕС выделяет на работу с молодежью Молдовы и Приднестровья! Нам еще везет, что значительная часть этих денег прямо там, на правом берегу, и разворовывается. Производство идеологического продукта — это целая индустрия. Голливуд отдыхает! Россия в этой борьбе за молодые умы не просто отстает, она проигрывает!»
 
«А что плохого в демократическом продукте? — спрашиваю я. — Почему мы не можем играть по западным правилам?» «Потому что у западников нельзя выиграть на их же поле. СССР пытался бороться с Западом по демократическим правилам, и где тот СССР? Ты не можешь переиграть демократов на их территории. А знаешь почему? Только они решают, что демократично, а что нет. Это их песочница. В Сербии западники показали, как можно аккуратно, незаметно переформатировать страну, которую еще десять лет назад они же бомбили. Гибли отцы и братья нынешних молодых. И что? Сербская молодежь хочет в ЕС и НАТО!» «А чем тебе не нравится многополярность? Когда и нашим и вашим?» «Многополярность — интеллектуальные изыски, — раздраженно отмахивается Дима. — Многополярность Приднестровья выльется в очередной Гаагский трибунал. Да, Запад признает наш референдум о независимости, если мы в него интегрируемся. Но сначала посадят первых лиц государства, потом среднее звено элиты. Это стиль Запада. Я в каком-то смысле западников уважаю: если они определились кого-то посадить, то они к этому идут целенаправленно, методично. На это уйдут годы, но они своего добьются. И пример с Ираком и Югославией очень показателен. Начали судить с Милошевича, а закончат командирами роты и взводов». «Ну кого-то посадят, а тебе чего? И будет Тирасполь — не скучный советский городок, а уютная европейская провинция. ЕС будет платить пенсии вашим пенсионерам и стипендии студентам. Разве плохо? Мы с тобой — особое поколение, оба родились в 1969-м. Мы видели крушение одной идеологии и бесплодные прививки новых ценностей. Мы циники и скептически относимся к любой пропаганде. Что мы можем предложить новому поколению как вожаки?»
 
Дима мрачнеет. За окном ночь, мы пьем «порочные» западные коктейли из анисовой водки и еще какой-то дряни, которую надо предварительно поджечь. «Тут мы и подходим к самому интересному, — говорит подполковник Дима, подсвеченный языками синего пламени, как какой-нибудь советский сталевар или… дьявол средней руки. — Готово ли наше поколение сдать позиции и сказать: да пусть оно идет все к …! Есть ли у России геополитические амбиции? Судя по тому, что заявил Медведев, есть! Пять новых принципов российской политики, один из которых — поддержка соотечественников. Когда страна огромная, у нее не национальное, а имперское мышление. Член империи — любой, кто с паспортом, а не тот, у кого определенный разрез глаз и цвет кожи. Для имперского сознания Приднестровье — не крохотный регион, у которого даже нет общей границы с Россией, а прежде всего — СВОИ. А СВОИХ сдавать нельзя!»

Территория «совка»

 

«Совок» — это звучит гордо. «Совок» — это противоположность быдлу, что за кусок колбасы родину продаст, — говорит депутат Верховного Совета При-днестровья бизнесмен Владимир Пасютин. — Мне нужна большая страна, я люблю Советский Союз. А Приднестровье — маленькое, мне тут не по себе, простора нет. Мы тут торчим как геополитический российский гвоздь в заднице Молдовы и Украины. Другой гвоздь торчит в Калининграде. Чем больше таких гвоздей, тем крепче гроб для западного капитализма».

 

Владимир Пасютин — владелец успешного сельхозпредприятия «Агростиль» в 12 тысяч гектаров, где выращивают лук, картофель и морковь. «У меня гастарбайтеры из Молдовы работают, с правой стороны Днестра. Наши, сволочи, зажрались, работать не хотят, а молдаване пашут за триста долларов в месяц, жилье и питание. Я свой первый бизнес сделал на кошках еще в кооператорское время. Продавал кошачьи открытки с надписью «С днем рождения!». Я ловил кошек, шлепал их по башке, чтобы они впали в шок и посидели десять секунд в прострации, пока я их фотографирую. В 1992-м мой склад при горкоме комсомола в Бендерах стоял прямо на линии фронта. С нашей стороны стреляли казаки, а с той стороны — молдавские полицейские. Когда российские войска вошли в Бендеры, весь город был усыпан моими кошками — их ветром раздуло. Это была настоящая гражданская война. Но время прошло. Ни злобы, ни ненависти между нами уже нет. Есть обыкновенный капитализм».

Мы едим советское мороженое из вафельных стаканчиков и говорим об уникальной советской общности, сложившейся в Приднестровье. «Во времена СССР сюда приезжали военные пенсионеры, инженеры крупных предприятий, советские управленцы-менеджеры из разных республик, — рассказывает господин Пасютин. — У меня в паспорте написано: «русский», хоть русских в роду точно не было. Были белорусы, украинцы, молдаване и поляки. Но здесь все называют себя русскими. Если Россия окончательно сдаст русское Приднестровье — это конец. Вас вышибут до Брянска. Для России выгодно оставить все как есть, чтобы с помощью Приднестровья держать Молдову вне НАТО. Но не забывайте, что есть две разные Молдовы. Та, которая стремится в Румынию и Евросоюз, не слишком интересуется Приднестровьем: это молодые люди, получившие образование в Румынии и имеющие румынское гражданство (а значит, доступ в Шенген и возможность гастарбайтничать в Европе). Число их стремительно растет. (Кстати, для Румынии выгодна независимость Приднестровья: исторически она претендует на земли только до Днестра. Ей куда легче «проглотить» Молдову без пророссийского Приднестровья.)

 

Другая, воронинская Молдова, более близкая к Москве, держится пока за счет активно голосующих пенсионеров. Если молдаване такими темпами будут получать румынские паспорта, скоро президент Воронин останется в полном одиночестве, без подданных. Неизвестно, в какую сторону двинется Молдова, когда вымрет поколение «советских» избирателей, но уж точно — не в сторону России».

 

На отшибе Европы

 

«Мы, русские, тут, в Молдове, на положении евреев в СССР, — говорит моя коллега из Кишинева Мария. — Первые роли нам не светят, мы не титульная нация, зато вторые и третьи позиции — в наших руках. Молдаване — пахари, работают добросовестно, задание выполнят от и до, но бесхитростны, велосипед не изобретут, интересную мысль не выдвинут. Одним словом, не новаторы. Для новых нестандартных бизнес-проектов охотно берут нас, русских. И мы, как еврейская мафия, друг друга стараемся поддержать и продвинуть». «И тебя устраивает вечно быть на вторых ролях?» — спрашиваю я. Маша на секунду задумывается. «Да, пожалуй, устраивает. В перестроечное время молдаване называли нас «манкуртами». Вот, мол, язык учить не хотим, не желаем ассимилироваться и стать полноценными гражданами Молдовы. Вечные чужаки. И в чем-то они правы. Я свою дочку отдала в молдавский садик, чтобы она выучила язык и не чувствовала себя чужой. Жить в России, где у меня полно родни, я не хочу. Там страшно, люди ожесточенные, злые, жизнь беспощадная. Я, когда возвращаюсь домой из России и в аэропорту слышу молдавскую речь, тут же начинаю плакать от счастья. Все, я дома, значит, никто не обидит. У меня зарплата всего четыреста долларов, но прожить здесь на эти деньги легче, чем в России на две тысячи. Овощи и фрукты — по смешным ценам, жизнь теплая и ласковая. Здесь почти нет криминала, не увидишь пьяных на улице, как во всех странах, где развита культура винопития».

 

В маленьком ресторанчике в центре Кишинева, где мы сидим, жизнь бьет ключом, полно иностранцев, которые с удовольствием едят молдавскую мамалыгу и пьют домашнее невзыскательное вино. Столица Молдовы — привлекательный зеленый город с необыкновенно мягкой атмосферой и почти деревенским воздухом (вся промышленность встала еще лет десять назад). На каждом углу — элегантные кафе и ресторанчики (гастарбайтеры, возвращаясь домой после тяжелых трудовых будней, хотят тратить деньги со вкусом).

 

«Молдова выживает только за счет гастарбайтеров, — говорит Мария. — Мужчины едут к вам в Россию, женщины уезжают на Запад — в Италию, Португалию и Францию». «Маша, а почему в ресторане все сидят по трое — две женщины и один мужчина? Вон, к примеру, тот столик справа: пышная крашеная блондинка с оголенным бюстом, толстый американец и худенькая брюнетка». Маша даже не удосуживается повернуть голову. «Американец собирается жениться, блондинка — девушка на выданье, а брюнетка переводит. Это брак по Интернету, — охотно объясняет она. — Они нашли друг друга через сайты интернет-знакомств, списались. Жених приехал, а невеста по-английски ни бум-бум, вот и притащила подругу-переводчицу». «Откуда ты знаешь? — поразилась я. — Ты их даже не видела!» «А чего на них смотреть? Зайди в любой кишиневский ресторан вечером: одна и та же картина. Иностранец и две девицы. Мужиков-то не хватает, все толковые уехали на заработки, а девчонкам замуж хочется выскочить. Но молдаванок никуда не впускают, даже в Египет, вот и приходится искать мужа через Интернет. Правда, иностранцам трудно объяснить, где находится Молдова. Многие путают ее с Мальдивами или с Монголией. Но Молдова все равно остается окном в Европу, перевалочной базой для желающих уехать в ЕС. Только эти сумасшедшие из Приднестровья сидят за своим железным занавесом и верят в СССР». «Маша, у них промышленность, у них идеалы…» — начинаю я. «Их идеалы устарели. СССР больше нет, — отрезает Маша. — Нельзя жить прошлым. Я приезжаю к своим родственникам в Бендеры, и они мне рассказывают всякие глупости про то, как русских в Молдове режут и запрещают им говорить на родном языке. Война кончилась 15 лет назад, а они все еще воюют. Да у Молдовы даже армии нет! Что это за армия? Полторы калеки! Их тут называют «дайоцигарные» войска. Парни в форме без оружия вечно стреляют у прохожих цигарку (сигаретку). Приднестровцев теперь пугают, что мы вступим в НАТО. Да НАТО даже не знает, что мы существуем!»

«НАТО мы и впрямь не нужны, — говорит политолог Аркадий Барбароша. — Если вы посмотрите на карту, то увидите большую Румынию с выходом к Черному морю, а рядом прилепилась маленькая Молдова. У НАТО отличные базы в Румынии, строить же базы в крохотной Молдове — нерентабельно и бессмысленно. Так что Россия может спать спокойно. Есть такая грустная фраза: «Молдову невозможно забыть, потому что никто о ней никогда не помнит». «В перестроечное время Молдова страстно рвалась в Румынию. Сейчас приоритеты изменились?» — «Молдова — искусственное государство. Мы существуем всего несколько десятилетий. У народа нет исторической памяти. Но развал СССР дал нам шанс на построение собственной государственности, и без Приднестровья нам не обойтись». — «В сущности, Приднестровье — гарант молдавской государственности?» — «В некотором смысле — да. Как ни странно, приднестровский конфликт спас нас от растворения и поглощения Румынией». — «Какова роль России в этом конфликте на сегодняшний день?» — «Россия хочет убить двух зайцев:

улучшить имидж в международном сообществе путем мирного решения приднестровского конфликта, но на таких условиях, чтобы можно было контролировать Молдову».

 

«После встречи Медведева и Смирнова у приднестровского общества возникли определенные ощущения, что Россия их сдает, — говорит советник президента Молдовы по политическим вопросам Марк Ткачук. — Вот, мол, двойные стандарты. Осетию и Абхазию признали, а нас нет. В Кишиневе у оппозиции тоже настороженно-агрессивная реакция, как будто Россия готовит какой-то коварный план. Мало русским того, что они контролируют все Приднестровье, они, мол, и Молдову хотят прижать к имперскому сапогу, изменить ее проевропейский вектор. Все это фобии. Приднестровский конфликт отличается от всех постсоветских конфликтов тем, что он не межнациональный, и он, как никогда, близок к окончательному урегулированию». «Но Приднестровье выглядит хоть и маленьким, но вполне состоявшимся государством», — возражаю я. «Тогда я вам расскажу, как это государство работает. Оно пользуется тем фактом, что Молдова имеет особые договоренности с Евросоюзом. По многим тарифным позициям мы торгуем с ЕС без таможенных пошлин. Все экономические предприятия Приднестровья зарегистрированы у нас и торгуют со всем миром под маркой Молдовы! Металл, цемент, текстиль, коньяки. В Кишиневе они платят смешной таможенный сбор — 0,18 процента. Молдова — единственная форма приднестровской легитимизации. Кроме того, наше государство дало возможность 7,5 тысячи студентов из Приднестровья получить бесплатное образование, обеспечив их жильем и стипендиями. Недавно мы провели совместный чемпионат по футболу, и в Тирасполе поднялся молдавский триколор! Словом, идет объективная реинтеграция. Да, была война. Был период постсоветского безумия, который можно описывать только в медицинских терминах. До 2001 года молдавские элиты культивировали провинциальную румынскую идентичность. В Молдове до прихода коммунистов во главе с Ворониным не было ни одной реальной политической силы, заинтересованной в урегулировании приднестровского конфликта. Объясню почему. Девять десятых правящих партий интересовала территория, но представить себе, что в Молдову из Приднестровья проникает полмиллиона активных избирателей, которые могут принимать решения в отношении всей Молдовы! Это был их страшный сон. Они всегда пытались отгородиться от приднестровского электората. Они мечтали о том, чтобы граница прошла по Днестру, чтобы в исторической перспективе можно было максимально легко объединиться с Румынией. Нам, коммунякам, нужна не просто территориальная целостность. Нам нужно гражданское единство. Без Приднестровья мы неполноценное государство». — «Что вы можете предложить приднестровцам?» — «Там знают, что мы не претендуем на их доходы. Мы говорим о бюджетной автономии. Все, что заработали, остается у них. Мы предлагаем им право выхода из состава Молдовы (ни в одной автономии мира этого нет), право законодательной инициативы в общем парламенте, сохранение всех языков и любой региональной символики. И мы готовы дать максимальные гарантии собственности. Приднестровцы сейчас не могут завещать свою собственность, не могут совершать сделки с землей, продавать и покупать квартиры. Они находятся в подвешенном состоянии. Мы готовы эти вопросы решить». — «Насколько серьезными можно считать разговоры о вступлении Молдовы в НАТО?» — «С 1994 года согласно новой конституции Молдова — нейтральное государство. Чтобы республика вступила в НАТО, нужно провести референдум, где большинство населения должно проголосовать за изменение нейтрального статуса. Возвращение приднестровского электората закрепит наш нейтралитет навеки. Это самая лучшая гарантия. Молдова — не то место, где мы чувствуем борьбу Запада и Востока. Это в Европе Россию называли жандармом, а на Балканах она всегда была освободительницей от турецкого владычества. Россия выполнила свою миротворческую миссию в Молдове, и выполнила с честью. Мы этого не забудем».

Будем сбрасывать деньги с вертолета?

 

Четкие и ясные аргументы, почему Россия не может признать Приднестровье, я, как ни странно, услышала от двоих в стельку пьяных российских бизнесменов в аэропорту Кишинева в пять часов утра. Они пили коньяк (кстати, приднестровский), как верблюды пьют воду в пустыне — про запас, на всякий случай. «Давайте взглянем на карту, — предложил тот, кого звали Сергеем, и, взяв грязную салфетку, начал рисовать карту Европы. — Приднестровье — клочок земли, зажатый между Молдовой и Украиной. Нет общей границы с Россией и нет выхода к морю. Они себя любят сравнивать с Калининградом. Но, во-первых, неизвестно, удержим ли мы Калининград. Во-вторых, Калининград — это морской порт, а море — всегда свобода. Так что сравнение Приднестровья с Калининградом неуместно. Что произойдет, если Россия в состоянии эйфории после Абхазии и Осетии вдруг признает Приднестровье? Молдова и Украина немедленно блокируют им все ходы и выходы (там, кстати, до сих пор закрыта железная дорога, а ведь могут и открыть, если все закончится хорошо). Но вопрос не только в блокаде. Кому Приднестровье на законных основаниях будет продавать свою продукцию? (Разумеется, ЕС и США никогда не признают независимость Приднестровья.) Сейчас приднестровцы продают свою сталь в Америку, Канаду и Германию под маркой Молдовы, они продают свои коньяки в Израиль, США и Европу. У них прекрасный текстиль, качественный цемент. Не дай бог, Россия признает их независимость, это будет полный коллапс. Я не говорю о том, какой вой поднимет международная общественность. Черт с ней! Но на нашей шее повиснут полмиллиона человек, которых мы должны будем содержать (они, кстати, нам уже должны свыше миллиарда долларов за газ). И как мы их будем содержать — сбрасывать деньги с вертолета? И не забывай, приднестровцы — это не нация. Маленькая, но гордая нация могла бы продержаться на сознании своей исключительности и отдельности от всех. Но приднестровцы — случайная смесь народов, в которой 40% составляют молдаване. А наши миротворцы там — это полный анекдот. Среди них половина — местные при

днестровские ребята с российскими паспортами. Их там так и называют: «сам себе миротворец». «Знаешь, я когда разводился, мне на суде так сказали: у нас приоритет -сохранение семьи, — вступает в разговор второй бизнесмен, без имени. — Если Россия выступает на бракоразводном процессе Молдовы и Приднестровья в роли третейского судьи, она должна пытаться сохранить отношения». «Но ты ведь все-таки развелся?» — спрашиваю я. «Развелся, но теперь жалею. Иногда годы ненависти держат людей крепче, чем самая большая любовь».

 

МНЕНИЯ

ПРОТИВ

Алексей ВЛАСОВ, директор Центра общественно-политических процессов на постсоветском пространстве: «России это невыгодно»

 

— Россия не признает независимость Приднестровья в ближайшее время, нам это невыгодно. В интересах Москвы сохранять роль единственного посредника в приднестровском урегулировании и продемонстрировать Западу способность решать территориальные конфликты мирным путем, а не только военным. Это первое. Второе — наши интересы в отношении Молдовы разительно отличаются от российско-грузинских отношений. Воронин (президент Молдавии. — Ред.) демонстрирует лояльность, я не исключаю даже, что Молдова скоро выйдет из ГУАМа…

 

Можно спросить, а где гарантия, что Кишинев не откажется от этой лояльности после решения приднестровского конфликта? Есть один момент. В плане, который предложен Москвой, существует пункт о нахождении Российских войск на территории уже объединенной Молдавии. В каком статусе, пока обсуждается. В любом случае их присутствие, закрепленное международными договоренностями, будет серьезным фактором, который не позволит Кишиневу дергаться в сторону Запада или НАТО.

 

ЗА

Александр ПРОХАНОВ, главный редактор газеты «Завтра»: «Это будет прорыв на Запад»

 

— После событий на Кавказе и признания двух маленьких республик стало актуальным возвращение к традиционному имперскому контексту русской истории. Когда Россия объединяет вокруг себя пространство, народы, культуры, этносы, создавая устойчивую геополитическую архитектуру своих интересов. Этот процесс уже начался, и о нем надо говорить.

 

Приднестровье — очень важный политический инструмент для прорыва туда, на Запад. Все последнее время Запад двигался к нам в виде НАТО, враждебных государств. Наши неоимперские амбиции и создание неосоюзных государств в этой связи очень логичны. Приднестровье драгоценно, это узел больших экономических возможностей, которые недоступны маленькой Молдавии. Выгода для России очевидна.

 

Тем более не очевидно, что Кишинев вновь не возьмется присоединять Приднестровье силой, как в 1992 году. Да, сейчас у руля Молдавии стоит здравомыслящий Воронин, но ведь он не вечен…

Комсомольская Правда