Война на Днестре: 20 лет спустя

Точка невозврата,  Бендерcкая трагедия 19 июня 1992 года окончательно расколола Молдавию

Майк Львовски, Тирасполь — Бендеры — Кишинев

Скорбная дата 19 июня 1992 года стала точкой невозврата в истории отношений Молдовы и Приднестровья. После того как в Кишиневе отдали приказ подразделениям Национальной армии РМ, полиции и волонтерам брать Бендеры и в результате кровопролитных уличных боев, кроме солдат, погибли сотни мирных жителей, идея единого государства на двух берегах Днестра для молдаван, русских и украинцев (как во времена МССР) была похоронена. В этой войне победителей не оказалась. Независимая, но уязвленная Молдова потеряла часть территории и сегодня — одна из беднейших республик бывшего Союза, половина населения которой — на заработках за пределами страны. Непризнанная, но гордая ПМР выстояла, однако 20 лет остается в экономической блокаде, с остановившимися заводами и астрономическим государственным долгом... А все разногласия начались из-за языка в парламенте — большинство пренебрегло интересами русскоязычного меньшинства, пыталось бескомпромиссно навязать всем латиницу. И тогда, в конце 80-х, вряд ли кто-то мог представить, что конфликт депутатов обернется войной в цветущей Молдове. О том, как и за что они воевали, «Сегодня» рассказали бойцы с обеих сторон Днестра.


Атаман казаков: «Нашим ребятам живым еще звезды вырезали»

Атаман Черноморского казачьего войска Игорь Небейголова (в 92-м начотдела охраны ЧКВ. — Авт.) 19 июня был в числе казаков, защищавших Бендерский горисполком. «Мы по приказу Штефана Кицака, который тогда руководил вооруженными подразделениями ПМР, выехали из Тирасполя в Бендеры узнать, что там за стрельба началась, — вспоминает Игорь Петрович. — Собрались бегом-кругом кто был на месте — 31 казак, прихватили только автоматы и по четыре магазина — ехали же просто посмотреть, а оказалось, что Молдова без объявления уже начала войну. Их колонны с бронетехникой обошли с двух сторон Бендеры и отрезали город от Приднестровья. Мы последние, кто успел проскочить, — приняли решение защищать горисполком — как институт госвласти ПМР и узел связи, чтобы не терять сообщения с внешним миром. И нас почти двое суток пытались выбить оттуда, методично расстреливая оба здания из всех видов оружия, которое у них имелось. А сзади же храм — одна из самых высоких точек города, и они по ней пристреляли артиллерию. БТРы просто подъезжали и прямой наводкой лупили, пока боекомплект не закончится. Кстати, отец Леонид до сих пор служит в этом храме — вот кому почести отдавать надо. Он попросил автомат и с оружием в руках свой храм защищал, один там остался, никуда не уходил. Слава богу, стрелять ему не пришлось. И еще в этом аду вместе с нами две девчушки оказались — Эвелина и Сашенька — они случайно в горисполком зашли, а выйти уже не могли. Они только что медучилище закончили, и у них такая практика была, что ни у всякого военно-полевого хирурга в наши дни случается. Мы добились, чтобы их спустя 15 лет наградили орденами. Удалось нам и одну колонну их сжечь. Первую мы пропустили — думали, свои, все в советской форме, техника советская. А когда разобрались что к чему — вторую из пяти машин уже встретили. С нами был еще сотрудник ГАИ Сережа — вот была же тогда подготовка, — и он трассерами по бензобакам, а там кузова боеприпасами завалены, сутки рвалось все, запчасти от машин выше пятиэтажек взлетали... Потом вылазку сделали, собрали документы погибших, кто не сгорел. И меня поразило: у одного пацана — призван 18 июня, а ночью 19-го гибнет — сутки в армии! Одели в форму, сказали: езжай, убивай. А что он может? Ну были у них и профессионалы, конечно, — бывшие кадровые офицеры советской армии, в том числе и русские. Тот же полковник Карасев, брал Бендеры, подбил несколько наших танков... Но вся агрессия была от националистов, они ехали грабить и убивать, и когда казаков ловили, звезды живым вырезали, вспоминать даже не хочу, что они творили. Наши люди знали, что за ними правда, и стояли до последнего. Сила духа побеждает силу оружия, — у них же было поначалу колоссальное преимущество. И не ехали бы к нам казаки добровольцами с Дона и Кубани, из Сибири и Урала, если бы мы были не правы. Всего местных и приезжих на защиту Приднестровья встало 2,5 тысячи. Много было и ребят с Украины. Мой друг Сашка Хрущ из Одессы — морпех, после срочной службы добровольцем в Афганистан ушел, а погиб здесь, в Бендерах, 24 июня. На засаду опоновцев напоролся... Там же в Кишиневе до сих пор есть такие, что не угомонились, бредят реваншем. Так что нам расслабляться не приходится».

Боец спецназа ПМР: «Не пойму, за что на их стороне воевали русские»

Ветеран батальона спецназначения МГБ ПМР «Дельта» Александр (попросил не указывать его фамилию) день 19 июня 1992 г. помнит как вчерашний. Рассказывая, не выдает своих эмоций, хотя тогда под огнем противника потерял двоих друзей. «Пятница была, жара стояла, я возвращался домой после тренировки, и по дороге меня встретили наши: сказали, в Бендерах стреляют, надо срочно выезжать, — вспоминает он. — Из батальона нас выехало человек 30 на двух боевых машинах, и часов в семь мы уже были у Бендерского моста через Днестр. На блокпосту возле старой турецкой крепости узнали, что около горисполкома есть раненные и их нужно забрать. Рванули туда и попали под обстрел МТЛБ (многоцелевой тягач с пушкой и спаренным пулеметом), чудом остались живы. Для нас было неожиданностью, что в город уже зашла молдавская бронетехника. А еще через несколько часов кольцо перед мостом замкнула другая колонна — штук десять МТЛБшек и БТРов. Эти по нам вели огонь с ходу — все стволы были развернуты в нашу сторону, пришлось держать оборону в крепости. Ночью наша разведка убедилась, что в город со стороны Тирасполя прорваться уже нельзя, а с рассветом увидели их развернутые позиции — на танкоопасных направлениях стояли пушки «Рапиры», и мост простреливался, как в тире. Днем они начали подвозить на свои позиции людей, в основном по гражданке, в автобусах, и было ощущение, что их набрали где-то в колхозах — никто воевать не мог. Им выдали автоматы — прямо там, из полного кузова ЗИЛа. Оружие со склада еще, при стрельбе смазка коптится, и, не достреляв рожок, они выбрасывали автоматы и брали новые. А за ними уже стояли опоновцы, хорошо бронированные, типа заградотряда. Первый штурм днем 20-го нам не удался — из гранатомета подбили наши танки, потому что они без вооружения были — просто железяки на гусеницах, а вечером уже подошла техника, которая более-менее стреляла, подтянулись казаки, ополченцы, «Дельта», и мы оттеснили их от моста, разблокировали город. Утром 21-го я осматривал их позиции — было море брошенного оружия: ПТУРы, минометы, «рапиры»... Я лично поднимал документы убитого старлея-артиллериста: у него была офицерская книжка советского образца, сам русский. За что он воевал — понять не могу. У нас же все было ясно и просто — приднестровцы не хотели жить под румынами, у наших дедов и отцов была в памяти война 41-го, которые все это проходили уже и помнили... А потом через мост в Тирасполь начался массовый отток беженцев: у людей жуткая паника была — никто не знал, что будет дальше. И как раз в это время по мирным людям с крыши ближайшей 9-этажки — она торцом стоит при въезде в город — начал стрелять снайпер — война с народом продолжалась».


Боец спецназа Молдовы: «Нас натравили друг на друга и предали»

Бойцов бригады полиции особого назначения МВД Молдовы по аналогиии с ОМОНом тогда называли «опоновцами». В 92-м это было элитное и самое боеспособное подразделение молдавских силовиков — таковым спецназ «Фулджер» («Молния») остается и по сей день. Сергей Лункаш, мастер спорта по вольной борьбе, надел черный берет с «молнией» после службы еще в советских спецчастях внутренних войск и воевал, начиная с мартовских боев в пехоте на дубоссарском направлении. «Когда начались бендерские события, я перешел на БТР-80 — был командиром экипажа, — вспоминает комбатант. — Борт 031 подбили из «мухи» сразу же вечером 19 июня у горисполкома, и все, кто там был, ушли с ранениями и контузиями, а машину оставили. Я сам вернулся и забрал этот БТР, отремонтировал и собрал новый экипаж — воевали в Бендерах дальше. А 25-го комбриг дал приказ вместе с волонтерами взять соседнее с городом село Гиска, где были гвардейцы. К ним мы, кстати, еще снисходительно относились — все же местные, могли о чем-то договориться. А вот к казакам — извини... Это наемники. Что они там защищали? В атаку шли на ура — наверное поддатые, их спиртом или водкой напаивали, но это же не те года, когда шашками дрались! Потом их трупами полные кузова нагружали. Для меня же война закончилась в Гиске 5 июля. Как получилось? Утром на нас пошли в наступление из сада, а с тыла в доме засели два снайпера. Я с двумя пацанами пошел их убивать, говорил одному — держи под обстрелом окна, а другому — углы дома, но они оба неопытные, палить начали вместе — и когда я подбегал к подъезду, меня скосили очередью из автомата. Вообще, наспех понабирали необученных срочников или этих волонтеров, которые в стройбате служили и в жизни автомат не видели. Они и погибали глупо. Все это, конечно, неприятные воспоминания (Сергей умолкает, отрешенно смотрит в сторону, перебирает пальцами неприкуренную сигарету)... Я лично считаю люди не виноваты — ни наши, ни с той стороны. Нас натравили друг на друга. Это как 1917 год, братоубийственная война — что-то наподобие получилось и у нас. С нами же тоже были русские — например, старлей-артиллерист Игорь — фамилию не помню уже. Мы еще подшучивали: как ты можешь, твои же там! А он говорил — моя родина здесь, где дом и семья. Такие были обстоятельства. И предали нас всех вместе, и молдаван, и русских: еще 1 апреля мы заняли Бендеры без единого выстрела — стоило только подтянуть силы и укрепиться, и не было бы этой бойни 19-го. Но тогда, как и в июне, был приказ отойти на исходные позиции. Чьи-то интересы были... После госпиталя, я написал рапорт — ушел из полиции, так и остался сержантом. На днях получил из рук президента медаль «За воинские заслуги» — спустя 20 лет».


Ветеран нацармии РМ: «Днем воевали, а вечером вместе пили вино»

Михаил Карп из Афганистана вернулся с медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги». В конце 80-х сменил Туркмению на Одесский военый округ и служил в Николаевском учебном центре, но после развала СССР старший прапорщик принимать присягу на верность Украине не стал — добился в 92-м перевода на родину, в Молдавию. «Меня сразу назначили командиром взвода в отдельный батальон охраны Минобороны РМ, — рассказывает Михаил. — И я занимался обеспечением наших солдат в зоне конфликта на Днестре — на плацдармах Кошница и Кочиеры. Хоть это и была уже Национальная армия Молдовы, все у нас было еще по-советски: и команды, и форма. Также мы обеспечивали безопасность начальника генштаба и министра обороны при выездах на позиции, так что я был в ближнем окружении командования и в личном разговоре с генерал-майором Дабижей сказал ему, что не могу участвовать в боевых операциях на левом берегу и стрелять по Дубоссарам, потому что у меня там живут отец, брат и сестра. На что он мне сказал: «Тогда займешься разведкой». И мне уже ставилась конкретная задача по выявлению огневых точек в Дубоссарах и ближайших селах — Кочиеры, Лунга, Коржево. (Михаил четко, по-армейски говорит о деталях войны, но когда наш разговор касается темы врага — против кого он воевал, — в его голосе появляются интонации сожаления, досады.) В Афганистане мне было все предельно ясно: наш враг — душманы, и мы выполняем интернациональный долг. А тут были такие же люди, как я! Уже во время боевых действий я встречался с «афганцами», не раз вечером сидели за одним столом, ели мамалыгу, выпивали по стакану вина, закусывали плачиндой, а утром расходились на разные позиции. Они не были моими врагами — мы друг в друга не стреляли. Но нам говорили, что мы должны помочь молдаванам на той стороне, чтобы сохранить неделимую Молдову, чтобы левый берег не стал частью России, и мы, как молдаване, должны освободить нашу землю от приехавших казаков — тогда же этот национализм многим головы вскружил. Теперь понимаю, что мы были втянуты в чужую игру, и в итоге мы, молдаване, теряем свою страну — Молдавия движется к воссоединению с Румынией, а для меня, моего отца и деда это неприемлемо. Если бы мог вернуться в то время — был бы с Приднестровьем. А тогда моя война закончилась арестом на территории ПМР — мой бывший одноклассник узнал, что я служу в Нацармии Молдовы, и «сдал» меня. Я на рынке в Дубоссарах был со всей семьей — рынок окружили и меня «взяли»: предъявили шпионаж, участие в боевых действиях. И только благодаря согласительной комиссии (совместно РМ, ПМР, РФ и Украина) меня не расстреляли, я попал в список военнопленных. Меня показывали гражданскому населению, чтобы проверить, не участвовал ли я в расстрелах населения или в диверсионных операциях, и, слава Богу, никто на меня не указал. Меня и еще двоих в начале августа обменяли на других пленных. Что я могу сказать еще? Дурная это была война: все делали в спешке, без четких целей — на позиции отправляли людей со школьной НВП, которые только из «мелкашки» стреляли в тире и окопаться даже не умели. Отсюда и нелепые потери. За 10 лет в Афганистане из 12,5 тыс. молдаван погиб 301, а тут за полгода — более 400...»

УНА-УНСО: «Погибали украинцы, и мы должны были их защищать»

Во время войны на Днестре официальный Киев занимал непоколебимую позицию невмешательства, несмотря на то, что треть приднестровцев была украинцами. Но из украинских городов в Тирасполь приезжали сотни добровольцев, у которых были свои мотивы и резоны взять в руки оружие. «Мы же воевать не собирались, у республики не было армии, только рабочие отряды самообороны и казачьи формирования, и когда ситуация обострилась, мы были рады любой помощи, — рассказывает участник войны, председатель Комиссии по внешней политике ВС ПМР Дмитрий Соин. — К нам прибывали люди отовсюду, и особой проверки никто не вел: смотрели в паспорте прописку, спрашивали военный билет и принимали. Встречались оригиналы среди казаков, монархистов — в ту пору же у многих белогвардейская ностальгия проснулась. И, помню, один к нам в расположение штаба ЧКВ приехал — в офицерской форме царского образца, заметил вяло стоявшего на посту казачка и как гаркнул на него: «Ты что, морда, честь их благородию не отдаешь?!» Тот ошалел, козырнул ему. Вообще вплоть до бендерских событий война с нашей стороны носила сугубо добровольческий характер, и среди добровольцев своей организованностью отличались ребята из УНА-УНСО. Прежде чем приехать к нам, они тщательно готовились. Все ребята физически крепкие, в добротном обмундировании. Я как раз под Кошницей вместе с ними находился на одном отрезке, и был такой примечательный эпизод в апреле, когда мы с походным атаманом ЧКВ Дригловым (погиб в Бендерах. — Авт.) поехали к ним разобраться, кто ведет огонь во время перемирия. Атаман им говорит: «Сниму с позиций, разоружу всех!». А они так смотрят на нас, удивляются: «А що нам ще робити? Мы сюди вбивати приїхали». Запомнил эту фразу. Они были достаточно активные, в чем-то агрессивные, и у них была задача обкатать как можно больше людей для последующих локальных войн и, конечно, попытаться вывезти как можно больше стрелкового оружия из зоны боевых действий. Но при этом объективно они воевали отчаянно, смело, и украинским добровольцам народ Приднестровья, конечно же, благодарен». Кстати, это единственный случай в конфликтах на постсоветском пространстве, когда УНА-УНСО была на одной стороне вместе с российскими казаками.
«Главная причина, по которой мы там воевали, — то, что это украинская земля: там целые села украинцев, школы, язык украинский считается одним из государственных в ПМР, — поясняет один из лидеров УНА-УНСО Игорь Мазур-Тополя. — И мы посчитали, что когда там война всего в 100 км от наших домов, погибают украинцы, а Кравчук как президент Украины и Министерство обороны ничего не делают, мы должны их защищать. Мы тогда наладили нормальные отношения с приднестровскими властями — у них не было какого-то предубеждения к нам, как в России. А всего через эту войну прошло около 400 наших и более 60 из них награждены медалями «Защитник Приднестровья». А тем, кто получил ранения, власти ПМР дали квартиры в Тирасполе, они там и сегодня живут с семьями и мы к ним иногда заезжаем».

Эта война нужна была партократам
«Теоретически легко можно было избежать беды, а практически — невозможно, — считает историк, профессор ПГУ Николай Бабилунга. — Если бы тогда правители Молдовы приняли предложение приднестровцев о создании свободной экономической зоны и пошли бы на уступки в области языка, не было бы ни войны, ни жертв. Но партийная бюрократия желала гражданской войны, ибо только так она могла удержаться у власти и провозгласить себя «национальной элитой». Президентом стал секретарь ЦК КПМ Снегур! Только государственный национализм, взвинчивание милитаристского психоза и натравливание людей на выдуманных врагов (сепаратисты, русофоны, оккупанты) могло тогда укрепить пошатнувшуюся власть партократов. Ради этого и разжигались национальные конфликты».

Бендерский харон: «После того, что увидел — перестал верить в Бога»

Легендой приднестровской войны стал человек без оружия — молдаванин, тракторист бендерского коммунхоза Никифор Северин. На третий день уличных боев в Бендерах, когда было жарко во всех смыслах, — стрельба не стихала, а температура поднялась выше 30 °С — он решил собирать трупы в свой красный «шассик». К своим подобраться не могла ни та, ни другая сторона — Никифор доставал обгорелые трупы из БТРов, подбирал изувеченые тела на асфальте и вылавливал из Днестра, битком загружая кузов трактора. И так почти месяц. «Я сам делал отметки, где находил трупы и куда их отвозил, а записи оставлял диспечеру исполкома, — рассказывал Никифор. — После того, что увидел, перестал верить в Бога — если бы он был и видел, что творят люди на Белом свете — он бы все это предотвратил. Почти всегда сам их грузил — в таком состоянии они были (мухи, личинки, разложение), что другие боялись подойти. А я никого тогда не боялся — ни живых, ни мертвых. Меня знали по обе стороны, и для меня были открыты все морги и кладбища. И мне было все равно, чьи это трупы — их или наши. Труп уже ни при чем — с него не спросишь, его надо предать земле. Это была моя работа». За цвет трактора и ту миссию, которую он выполнял Никифора прозвали «красным Хароном». До наших дней он не дожил — умер в 2008 г. без наград и званий.