Екатерина II, прочитав книгу Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву» воскликнула «Бунтовщик — хуже Пугачёва!». Казалось бы, какой вред мог быть от книги, изданной мизерным тиражом в стране, где грамотность была уделом лишь нескольких процентов населения. И тем не менее, Радищев был судим за издание книги «наполненной самыми вредными умствованиями, разрушающими покой общественный, умаляющими должное ко властям уважение, стремящимися к тому, чтобы произвести в народе негодование противу начальников и начальства и наконец оскорбительными и неистовыми изражениями противу сана и власти царской».
К чему этот экскурс в историю? Да к тому, идеи зачастую страшнее для власть предержащих, чем открытый бунт, потому что они рождают сомнения. Почему приднестровские власти стремятся «закрыть» «Прорыв!». Да по той же простой причине «вредных умствований». Им неприятно, когда вещи называют своими именами, коррупцию называют коррупцией, а не, к примеру, «эффективным управлением». Им не хочется, чтобы ставились неудобные вопросы – почему жители городов Приднестровья не имеют права сами избирать мэров, а вынуждены довольствоваться «назначенцами», почему не ведется льготное молодежное строительство жилья, почему одни могут позволить себе роскошь разъезжать в автомобилях, которые стоят столько, сколько средний приднестровец зарабатывает за всю свою жизнь. А если эти вопросы задаст себе рядовой приднестровец? Тогда и «покой общественный» и «должное ко властям уважение», все полетит к чертям.
Приднестровским силовикам было бы очень выгодно, если бы кто-либо открыто стал призывать минимум к «цветной революции», и максимум – к неповиновению властям и бунту. Но этого не происходит. И приходится нагнетать атмосферу, переходить от политической конкуренции к политическому подавлению.
Собственно говоря, что нужно Приднестровью? В первую очередь, конечно же, признание. Но вопрос этот, будем откровенны, вряд ли решится в обозримой перспективе. Если конечно не произойдет чуда. Но, в конце концов, есть и другие непризнанные или частично признанные государства, которые, тем не менее, добились большего, чем Приднестровье за 20 лет своего существования.
Еще 10 лет назад Приднестровье гордилось своим промышленным потенциалом, составлявшим треть промышленного потенциала Молдавской ССР. Сегодня гордиться нечем. За годы существования в Приднестровье не появилась своя Nokia, оно не превратилось в новый Тайвань с его предприятиями по сборке электроники, ни в какую-нибудь «тихую гавань» для капиталов с низким налогообложением и облегченной процедурой регистрации предприятий. Его развитие также не отмечено строительным или образовательным бумом, как например, развитие Северного Кипра.
Все гораздо хуже. Технологическое отставание промышленности Приднестровья очевидно, его бюрократический аппарат ложится тяжелым бременем на бюджет непризнанной республики не говоря уже о коррупции, разъедающей государственный механизм.
В этих условиях, идея постиндустриального прорыва, выдвинутого Дмитрием Соиным выглядит более чем своевременной. Задача эта не из легких. Ее реализация требует не только политической воли и привлечения значительных средств, но и ломки устоявшегося поведения государства, чиновников, бизнесменов, отхода от паразитической потребительской модели отношений как внутри республики, в том числе и в отношениях с внешними партнерами, в первую очередь, с Россией, которая остается главным гарантом и главным спонсором республики. Идея эта должна найти поддержку у сил, которые объективно заинтересованы в переменах – молодежи и среднего класса. Пусть эти группы немногочисленны, но именно они определят будущее Приднестровья.
Вопрос сегодня не в Игоре Смирнове. Он просто символ для консервативных сил, их надежда, что можно будет сохранить существующую систему нетронутой. Однако эти силы в своей надежде и «охранительном рвении» не только не хотят слушать своих оппонентов, они усматривают в их идеях чуть ли не покушение на государственность.
Но уже поздно. Семена новых идей посеяны и не пройдет нескольких лет, как они дадут всходы.
Артем Филиппенко, Одесса