Восемнадцать лет назад, 8 декабря 1991 года, на смену Советскому Союзу пришла новая геополитическая реальность. На месте страны, занимавшей одну шестую часть суши, возникли 15 новых независимых государств, признанных мировым сообществом, а также некоторое количество непризнанных республик, из которых до сегодняшнего дня дожили 4. Два из них (Абхазия и Южная Осетия) в прошлом году достигли более высокого (но все же промежуточного статуса) частично признанных образований.
Большая часть бывших «братских республик нерушимого Союза» объединились в рамках интеграционного проекта СНГ. Меньшая избрала иной путь – вхождение в Европейский Союз и североатлантическая интеграция (три прибалтийские республики достигли этой цели), хотя с каждым годом магнит «Евроатлантики» притягивает к себе все сильнее даже те новые независимые государства, которые наиболее тесно связаны с РФ (Армению, Казахстан, Белоруссию).
Сегодня среди ученых нет единого мнения относительно идентификации пространства, возникшего после распада единого СССР. Впервые новая политико-географическая реальность была названа «постсоветским пространством» в статье востоковеда А.А.Празаускаса «СНГ как постколониальное пространство» (опубликована по свежим следам «бракоразводного процесса» 8 февраля 1992 года): «Освободившиеся афро-азиатские страны, во всяком случае, те, которые избежали соблазна так называемой социалистической ориентации, с определенными коррективами могли использовать в качестве модели развития политическую и в меньшей мере экономическую систему метрополии. Постсоветское пространство (выделено нами – С.М.) такого ориентира не имеет, а возможности применения восточноевропейского опыта, или поиска «третьего пути», к которому явно склоняются среднеазиатские государства, по меньшей мере, сомнительны. Будет историческим чудом, если какая-либо из бывших советских республик сможет одновременно решить три труднейшие задачи: осуществить смену политической и экономической системы и преодолеть экономический кризис, избежав при этом серьезных социально-политических потрясений и нестабильности». С этого времени понятие «постсоветское пространство» стало общеупотребительным.
С легкой руки министра иностранных дел России Андрея Козырева в начале 1990-х гг. словосочетание «ближнее зарубежье» (применяемое ранее диссидентами в СССР по отношению к странам – членам Организации Варшавского Договора и Совета экономической взаимопомощи) стало использоваться для идентификации республик, входивших ранее в состав Советского Союза. По мнению Гасана Гусейнова, «за словосочетанием «ближнее зарубежье» первоначально стояло представление о том, что границы Российского государства после распада СССР пока нельзя считать окончательными. Официальные заявления об этом делались членом президентского совета Андраником Миграняном, заместителем министра обороны Андреем Кокошиным и другими представителями российских властей. Сама форма высказывания требует двоякого истолкования: «страны, не вполне или не по-настоящему независимые», «условно зарубежные страны», «свои, но уже лежащие за границей территории».
Именно поэтому в европейской и американской политической науке получил широкое распространение взгляд, в соответствии с которым концепт «ближнее зарубежье» рассматривается как идеологический инструмент российской внешней политики для обеспечения гегемонистских позиций на пространстве бывшего Советского Союза. В качестве более корректной альтернативы этому термину некоторые ученые на Западе используют термин «новые независимые государства» (Р.Асмус, И.Бреммер, Э.Бэйлис).
Однако впоследствии оба эти обозначения часто подвергались обоснованной научной критике. Во-первых, советская модель не исчезла автоматически с распадом СССР. В самой крупной республике бывшего Советского Союза и его правопреемнице России советская власть была окончательно отменена только в октябре 1993 года. Некоторые элементы советской системы сохранились после распада СССР в Белоруссии, Украине, республиках Средней Азии. Таким образом, говорить о постсоветском пространстве как о сложившейся общности начиная с 1991-1992 гг. – проблематично. Во-вторых, многие специалисты полагают, что использование категорий из словаря т.н. «постколониальных исследований» в случае с республиками бывшего Советского Союза не вполне корректно. По мнению академика В.А.Тишкова, «имперская объяснительная модель» распада СССР является не более чем «постфактической рационализацией», поскольку словосочетание «советская империя»- это скорее «политическая метафора, чем аналитическая оценка». Известный востоковед А.М. Васильев также ставит под сомнение уподобление постсоветского пространства постколониальному: «Любая имперская структура подразумевает наличие господствующего и привилегированного этноса (этносов). В рамках Советского Союза русские в силу демографического веса и уровня социально-экономического развития были господствующим этносом. Но занимали ли они привилегированное положение в республиках Центральной Азии, как англичане и французы в своих колониях?» Схожий вывод делает и американский историк Р.Г.Суни, когда говорит о том, что СССР не был «этнической русской империей», поскольку такой «институт господства», как коммунистическая партийная элита, был многонациональным.
В самом деле, процесс этнополитического самоопределения бывших советских республик не может быть сведен к универсальной модели «борьбы колоний против метрополии». В случае с республиками Средней Азии и Казахстаном можно говорить о долгом сопротивлении национальных элит процессу распада единого союзного государства. В ситуации с Белоруссией невозможно говорить о наличии мощного национал-сепаратистского движения. В то же самое время внутри союзных республик существовали многочисленные движения, выступавшие не против центральной власти, а против республиканской политики этнополитического самоопределения. К числу таковых мы можем отнести абхазское и осетинское движение в Грузии, движение армян Нагорного Карабаха (формально входящего в состав Азербайджанской ССР), гагаузское и приднестровское (интерэтничное) движение в Молдавии, польское движение Шальчининкайского района Литвы, «интердвижения» в других республиках Прибалтики, чеченское и татарстанское движение в России. При этом некоторые упомянутые выше движения использовали в процессе распада СССР и после него лозунги борьбы с «малыми империями».
Между тем, в большинстве сегодняшних исследований понятия «постсоветское пространство» и «ближнее зарубежье» все меньше ассоциируются с пространством «постколониальным» и «постимперским». Они стали приобретать не столько политико-метафорический, сколько описательный смысл, использоваться для анализа совокупности бывших советских республик СССР, получивших в 1991 года независимость. По мнению современных авторов из Армении Э.А Григоряна и М.Г Даниеляна, «ближнее зарубежье» (отождествляемое ими с «постсоветским пространством») – это территория, которая до сих пор остается зоной применения русского языка (в этом ее принципиальное отличие от «дальнего зарубежья»)».
Следовательно, с определенными оговорками и без политико-идеологической нагрузки данные термины могут быть использованы для описания социально-экономического развития и геополитических процессов на территории бывшего Советского Союза. Тем более что более корректное и деполитизированное понятие «страны СНГ и Балтии» после выхода Грузии из состава Содружества уже не может считаться релевантным. Однако в скором будущем перед академическим сообществом встанет задача пересмотра (как минимум, существенной корректировки) этих двух понятий. Во-первых, процесс геополитического самоопределения уже привел многие бывшие республики СССР в интеграционные структуры, считавшиеся в начале 1990-х гг. «дальним зарубежьем» и не имевшие никакого отношения к советским реалиям. Речь идет о НАТО и Европейском Союзе (в эти структуры Латвия, Литва и Эстония вступили соответственно 29 марта и 1 мая 2004 года), Организации Исламская конференция (к которой присоединился Азербайджан, 4 республики Средней Азии и Казахстан). Более того, в некоторых новых интеграционных проектах, инициированных самими новыми независимыми государствами, они успешно взаимодействуют со странами «дальнего зарубежья». Примеры тому – ШОС (Шанхайская организация сотрудничества, в которой вместе с РФ и бывшими среднеазиатскими республиками активно работает КНР), Содружество демократического выбора (грузино-украинская внешнеполитическая инициатива, включающая помимо бывших союзных республик Польшу, Румынию, Словению, Македонию). Во-вторых, по мере отдаления от событий 1991 г., советское наследие (в самых различных сферах) будет все меньше определять стратегию внутреннего и внешнеполитического развития бывших республик некогда единого государства. Хотя и сегодня советский «покойник» активно хватает живых (поскольку советские способы мышления, управления, национально-государственное устройство полностью не исключены).
Важнейшим уроком двух последних десятилетий стало понимание того факта, что сам по себе раздел единого союзного образования не решает проблем состоятельности новых независимых государств, не обеспечивает их безопасности, адекватной внутренней и внешней политики, экономического процветания и социальной гармонии. Бывшие советские республики вне зависимости от их отношения к общему прошлому и друг к другу оказались связаны тысячами всевозможных нитей, которые при переходе к независимости оказалось сложно разорвать. Как следствие, вся история новых независимых государств после 1991 года представляла собой постоянные колебания между интеграционными процессами и центробежными тенденциями.
Экономика бывшего СССР характеризовалась высокой степенью интеграции экономик входивших в него союзных и автономных республик. Она была основана на общесоюзном разделении труда в едином «народнохозяйственном комплексе». В то же время советский «народнохозяйственный комплекс» был одной из самых милитаризованных экономик мира, что создавало дополнительные проблемы для трансформации национальных экономик стран СНГ и Балтии. Помимо вышеперечисленных причин ситуацию усугубляло то, что советская экономика была относительно замкнута по отношению к глобальному рынку, меньше зависела от его динамики. Экономические системы новых независимых государств формировались в условиях непростого перехода от командно-административной централизованной плановой экономики (которая сама к концу 1980-х гг. переживала системный кризис) к рыночным отношениям. В таких условиях экономики стран СНГ и Балтии вышли на мировой рынок, имея серьезнейшие проблемы в виде низкой конкурентоспособности своих товаров (из-за низкого качества, высоких производственных издержек, мизерных иностранных инвестиций) и недостаточных возможностей для технологического обновления. В специальном Докладе ООН «Экономическая ситуация в 2008–2009 годах в регионе Европейской экономической комиссии: Европа, Северная Америка и Содружество Независимых Государств» говорится о том, что к 2008 году Россия и «богатые энергоресурсами государства СНГ, включая Азербайджан, Казахстан, Туркменистан, Узбекистан превзошли свои показатели двадцатилетней давности. Однако глобальный экономический кризис затормозил эти позитивные тенденции». В то же самое время в Молдове в начале 2009 года реальные доходы населения составили лишь половину от уровня 1989 года.
Таким образом, в экономическом отношении неравномерность развития республик бывшего СССР после 1991 года не уменьшилась, а напротив, возросла. До сих пор мы можем говорить о странах, чье основное богатство – это сырье и ресурсы (Россия, Азербайджан, Казахстан, Узбекистан). Недра приносят им определенный выигрыш по сравнению с теми, кто такого богатства лишен (Киргизия, Молдова, Таджикистан). Однако и эти относительно успешные «локомотивы» не сумели перейти к диверсифицированной экономике. По-прежнему задача модернизации экономики является ключевой для их повестки дня.
Другой серьезнейшей проблемой стало самоопределение в сфере обороны и безопасности. В результате распада Советского Союза стратегически важные объекты военной инфраструктуры оказались разделенными по разным республикам, ставшим национальными государствами (главная база Черноморского флота, Севастополь, оказалась в составе Украины; космодром Байконур – в Казахстане; главное место базирования Каспийской военной флотилии в 1867-1991 гг., незамерзающий порт Баку, стал столицей независимого Азербайджана). На территории независимой Украины осталось 3 мощных военных округа (Киевский, Одесский и Прикарпатский). В результате распада СССР вместо одной ядерной сверхдержавы появилось 4 государства, обладавших ядерным вооружением (Россия, Белоруссия, Казахстан и Украина).
Путем сложных переговоров (при участии внешнего заинтересованного игрока – США) три бывшие союзные республики (Белоруссия, Казахстан, Украина) отказались от ядерного статуса. К 1994 году ядерное оружие этих трех республик было либо передано РФ, либо утилизировано.
Статус Байконура в 1994 года был урегулирован на основе двусторонних договоренностей между РФ и Казахстаном об аренде этого космического объекта российской стороной (годовая стоимость аренды – 115 млн. американских долларов, при этом Казахстану в счет оплаты поставляется военное оборудование). К 2009 году российские военные практически полностью (за исключением небольших частей) покинули Байконур. Этот объект передан Федеральному космическому агентству («Роскосмосу»).
Споры по поводу Черноморского флота между Украиной и РФ и на сегодняшний день не получили окончательного разрешения. После Дагомысского и Ялтинского соглашений в июне и в августе 1992 года Черноморский флот существовал как объединенный российско-украинский. В соответствии с двусторонними соглашениями от 1995 и 1997 гг. на основе единого флота были созданы Черноморский флот РФ и Военно-морские силы Украины с раздельным базированием на территории Украинского государства. В 1997 году Москва и Киев заключили Базовый договор, в котором четко были оговорены условия аренды базы флота России в Севастополе и срок окончания его пребывания на украинской территории – 28 мая 2017 года. Срок действия Соглашения может быть автоматически продлен на последующие пятилетние периоды, если ни одна из сторон не уведомит письменно другую Сторону о прекращении действия Соглашения не позже, чем за один год до истечения срока его действия. Однако украинская власть неоднократно поднимала вопрос о пересмотре условий базирования российского Черноморского флота в Севастополе (а это почти 70% всей флотской инфраструктуры). Не до конца определена ситуация и с другими объектами на территории Украины (навигационный объект Марс-15 на побережье Азовского моря в Геническе, маяки в Крыму), которые эксплуатируются российскими военными, но по которым есть судебные решения украинских судов, постановления национального правительства о недопустимости продолжения такой эксплуатации.
Образование новых независимых республик в 1991 году заставило Россию осуществлять в ускоренном режиме перевод многих советских военных объектов, баз и воинских частей на свою территорию. Главной базой Каспийской военной флотилии, начиная с октября 1992 года, вместо Баку стала Астрахань. Вывод бывших советских частей из Прибалтики завершился в 1994 году. С территории Грузии российские военные базы были выведены к ноябрю 2007 года. На сегодняшний день помимо российского Черноморского флота отдельные военные объекты РФ находятся в Армении, Азербайджане, Белоруссии, Молдове, Киргизии, Казахстане и Таджикистане. После событий 2008 года российское военное присутствие формируется в Абхазии и Южной Осетии (двух бывших автономиях Грузии, чья независимость признана Россией).
Не менее сложной проблемой, определившей на многие годы динамику двусторонних отношений между республиками бывшего Советского Союза, стала проблема делимитации границ и разрешения пограничных споров. В положении анклава, отрезанного от «большой России» литовской и белорусской территорией, оказалась Калининградская область (территория бывшей Восточной Пруссии, включенной в 1945 г. в состав РСФСР). После вступления Литвы в Европейский Союз и присоединения к Шенгенскому соглашению (соответственно 2004 и 2007 гг.) усложнилась процедура переезда жителей Калининградской области на «большую землю» железнодорожным и автомобильным транспортом.
Каспийское море (богатое минеральными ресурсами) после распада единого союзного государства перестало быть советско-иранским морем. Правовая база по разграничению Каспия, сформированная договорами 1921 и 1940 гг. между СССР и Ираном, перестала соответствовать реальности, поскольку на месте одного Советского Союза появилось 4 каспийских государства (Россия, Азербайджан, Казахстан, Туркмения). До настоящего времени процесс раздела Каспийского моря не завершен. В 2003 г. РФ, Азербайджан и Казахстан подписали Соглашение о частичном разделе Каспия по срединной линии. Между тем, разногласия по поводу раздела нефтяных ресурсов Каспия привели, начиная с 1997 г., к затяжному дипломатическому противоборству Азербайджана и Туркменистана (долгие годы посольства двух стран в Баку и в Ашхабаде соответственно работали не в полном объеме). В июле 2009 года президент Туркмении Гурбангулы Бердымухаммедов выступил с инициативой рассмотреть проблему спорных с Азербайджаном месторождений в Международном арбитражном суде.
Появление независимой Украины поставило сложный комплекс проблем по разграничению Азовского и Черного морей между этим государством и РФ, а также по определению статуса Крыма и Севастополя. Верховный Совет РФ в феврале 1992 года признал незаконной передачу Крыма Украинской ССР в 1954 году, а в июле 1993 года принял Постановление «О статусе города Севастополя». Впоследствии на «крымскую тему» неоднократно выступали высокопоставленные российские чиновники и политики (мэр Москвы Ю.М.Лужков и другие). Подписание «Договора о дружбе, сотрудничестве и партнерстве между РФ и Украиной» (или «Большого Договора», ратифицированного Федеральным собранием России в декабре 1998 года и продленного двумя сторонами на 10 лет в октябре 2008 года) сыграло позитивную роль в двусторонних отношениях (статья 2 признала «нерушимость существующих границ», включая и Крым с Севастополем). Но из-за отсутствия законодательной проработки отдельных вопросов двусторонние отношения нередко вступали в периоды тяжелых кризисов. По причине незавершенности делимитации российско-украинской границы в Керченском проливе произошел политико-дипломатический конфликт из-за косы Тузла (сентябрь 2003 – июль 2005 гг.).
На долгие годы затянулась делимитация самой протяженной сухопутной границы Евразии (между РФ и Казахстаном). Она началась в 1999 года и была завершена только в январе 2005 года. Почти четыре года переговоры о делимитации границы шли между Казахстаном и Узбекистаном (в 2001 г. были подписаны соответствующие соглашения). После распада СССР Латвия и Эстония выдвинули территориальные претензии к России (соответственно на Пыталовский и Печорский районы Псковской области). В случае с Латвией позитивным фактором двусторонних отношений с РФ стало подписание 27 марта 2007 года Договора о границе, Рига официально отказалась от претензий на Пыталовский район (называемый в Латвии до того Абренским уездом). Непросто складывалось и определение российско-эстонской границы. 18 мая 2005 года министры иностранных дел России и Эстонии С.В. Лавров и У. Паэт подписали Договор, закрепивший новую государственную границу с незначительными изменениями. Однако на этапе ратификации возникли серьезные противоречия. Эстонские парламентарии внесли в документ о ратификации ссылку на Тартуский мирный договор 1920 года (в котором тогдашняя РСФСР признавала независимость «первой Эстонии» в ее границах на тот момент, то есть с территориями, ныне входящими в состав РФ). В тот же документ были добавлены положения об «оккупации и аннексии», что вызвало жесткое противодействие Москвы. В итоге, проблема окончательного определения границы была отложена и не нашла своего позитивного решения.
Во времена СССР республики, входившие в его состав, были исключены из актуальных международных процессов. Членство в ООН Украины и Белоруссии было столь же декоративным и декларативным, как наличие в Советском Союзе прав человека и демократических свобод. Став независимыми государствами, бывшие «братские республики», должны были разрешать большое количество внешнеполитических разногласий с государствами «дальнего зарубежья», ставших соседями новых независимых стран. До настоящего времени чрезвычайно сложна динамика украино-румынских отношений. После распада Советского Союза в политических и экспертных кругах Румынии интенсивно обсуждалась проблема «оккупированных румынских земель» (Северная Буковина и Южная Бессарабия, которые в 1918-1940 гг. находились в составе королевской Румынии). Все это отодвинуло подписание Договора «Об отношениях добрососедства и сотрудничества между Украиной и Румынией» до 1997 года. В дальнейшем в фокусе двусторонних споров оказался остров Змеиный, расположенный в акватории Черного моря. В 2004-2009 гг. в Международном суде ООН слушался судебный процесс, касающейся территориального спора между Румынией и Украиной. Он завершился компромиссным решением (суд признал Змеиный островом, а не скалой, как и настаивали украинские дипломаты, но в то же время суд не принял их мотивацию, что расположение острова влияет на морскую границу между двумя странами).
После 1991 года непросто складывались отношения Румынии с другим новым независимым государством – Молдовой. До сегодняшнего дня между соседними государствами не подписан Договор о границе, а делимитация межгосударственных рубежей не проведена. В то же самое время румынские официальные лица (включая президента этой страны Т.Бэсеску) неоднократно говорили о «двух румынских государствах» и «разделенной румынской нации» (имея в виду Республику Молдову, образование, признанное в его нынешних границах мировым сообществом).
Сложно выстраиваются двусторонние отношения Армении и Турции. Начиная с 1993 года и до настоящего времени, Турция осуществляет блокаду 350 км сухопутной границы с Арменией (при этом воздушное сообщение Ереван-Стамбул действует с 1996 г.). Турция поддерживает позицию Азербайджана в конфликте с Арменией из-за Нагорного Карабаха, участвует в подготовке азербайджанского офицерского корпуса, реализует транспортные проекты в обход Армении (железнодорожный проект Баку-Ахалкалаки-Тбилиси-Карс), а также отрицает на официальном уровне геноцид армян 1915 года. И хотя в июне 2008 года начался процесс активных переговоров по нормализации отношений между двумя соседними странами, говорить о качественных изменениях пока не представляется возможным. Министерства иностранных дел Армении и Турции при посредничестве Швейцарии 23 апреля 2009 года подписали т.н. «Дорожную карту», а 10 октября 2009 года – два Протокола о нормализации отношений. Но при этом сухопутная граница пока не открыта, Турция не признает геноцид армян, а Ереван продолжает поддерживать непризнанную республику Нагорный Карабах и оккупацию семи азербайджанских районов.
Жесткие выступления азербайджанских лидеров относительно «азербайджанского вопроса» в Иране (где по разным оценкам проживают от 20 до 30 млн. этнических азербайджанцев) в начале 1990-х гг. привели к длительному застою в отношениях между двумя прикаспийскими государствами. Серьезные противоречия по вопросам карабахского урегулирования, активное сотрудничество Тегерана с Арменией, а Баку с Турцией (многолетним соперником Ирана), разногласия по разделу Каспия и поддержка иранскими властями исламистских общественных течений внутри Азербайджана углубляли возникшие после распада Советского Союза разногласия. Только начиная с 2004 года в отношениях между соседями наметились позитивные тенденции. После тринадцатилетних бесплодных переговоров в Тебризе (Северный Иран, заселенный по преимуществу этническими азербайджанцами) было открыто генеральное консульство Азербайджана.
После распада Советского Союза бывшие среднеазиатские республики остались фактически один на один с Афганистаном. «Афганский фактор» сыграл значительную роль в дестабилизации обстановки в Таджикистане и в событиях пятилетней гражданской войны (1992-1997 гг.), а также в создании очагов радикального исламизма в Узбекистане. Заключение ДКБ (Договора о коллективной безопасности) между шестью бывшими советскими республиками 15 мая 1992 года в Ташкенте было во многом реакцией на «экспорт Афганистана» в СНГ.
Серьезным вызовом для внутренней безопасности новых независимых государств после 1991 г. стали межэтнические и гражданские конфликты. После распада единого союзного государства 8 конфликтов перешли в открытое военное противоборство. Это: армяно-азербайджанский (1991-1994 гг.), грузино-абхазский (1992-1993, 1998, 2001 и 2008 гг.), грузино-осетинский (1991-1992, 2004 и 2008 гг.), молдавско-приднестровский (1992 г.), осетино-ингушский (1992), российско-чеченский (1994-1996 и 1999-2001 гг.) конфликты. Помимо этого на территории бывшего единого союзного государства произошли 2 гражданские войны (в Грузии в 1991-1993 гг. и в Таджикистане в 1992-1997 гг.). Многие из этих конфликтов сформировались в советский период и начинались как внутригосударственные. Некоторые (армяно-азербайджанский конфликт в Нагорном Карабахе, грузино-осетинский и грузино-абхазский конфликты) переросли в противостояния между постсоветскими государствами (Арменией и Азербайджаном, РФ и Грузией). В некоторых конфликтах наблюдалось прямое или косвенное вовлечение «третьих сил», представленных бывшими союзными республиками (России и Украины в Приднестровье, России в Грузии, Узбекистана и России в Таджикистане). Результатом межэтнических конфликтов стало появление своеобразного СНГ-2 (Сообщества непризнанных государств), республик, провозгласивших свою независимость, но не получивших членства в ООН.
26 августа 2008 года независимость Абхазии и Южной Осетии была признана Россией. Таким образом, впервые после 1991 года на постсоветском пространстве возникли «частично признанные государства». Межэтнические конфликты привели к тому, что принцип «нерушимости границ» (когда границы между субъектами Советского Союза принимались как новые межгосударственные рубежи), провозглашенный при создании СНГ, был не единожды нарушен. Армения, не признавая формально республику армян Нагорного Карабаха, поддерживает ее военными, политическими и финансовыми средствами, а значит, не признает Азербайджан в его границах, признанных ООН. Россия, признав де-юре независимость Абхазии и Южной Осетии, отказалась от поддержки территориальной целостности Грузии. В значительной степени процесс «интернационализации» постсоветского пространства (проникновение в этот регион США, ЕС, Ирана, Турции, КНР) был связан с межэтническими и гражданскими конфликтами. По итогам первой волны конфликтов в начале 1990-х гг. возник своеобразный «клуб проигравших» (стран, потерявших контроль над сепаратистскими территориями). Их стремление к реваншу основывалось на привлечении на свою сторону внешних нерегиональных сил. Как следствие – активное проникновение США в политику Грузии, Азербайджана, появление европейских политических проектов («Черноморская синергия», «Новое европейское соседство», «Восточное партнерство»), активизация Турции (инициатива «Кавказская платформа»), Китая, Японии (имеющей серьезные экономические интересы в Центральной Азии и на Каспии). Гражданские и межэтнические противоборства показали также, что формально-юридическое прекращение существования Советского Союза и его распад как политический процесс – явления не тождественные. Декларации о независимости и суверенитете сами по себе не могут автоматически обеспечить лояльность новой власти новых граждан (как правило, представляющих различные этнические и религиозные сообщества).
Таким образом, контуры того пространства, которое до 1991 г. было Советским Союзом, а после его распада стало пятнадцатью новыми независимыми государствами, еще не определены. С одной стороны, оно по понятным причинам фрагментируется. Общее историческое прошлое имеет известные пределы определяющего воздействия и не может в долгосрочной перспективе играть роль объединяющего фактора. Старые «правила игры» (выработанные Беловежскими соглашениями и другими документами в рамках СНГ первых лет) уже не адекватны сегодняшней действительности. По сравнению с началом 1990-х гг. постсоветское пространство в большей степени интегрировано в мировую экономику и политику. Свои интересы здесь обозначили такие важные мировые игроки, как США, Европейский Союз, КНР, Япония, Турция, Иран, транснациональные корпорации. Многие интеграционные инициативы самих новых независимых стран проходят теперь при участии государств «дальнего зарубежья».
На сегодняшний день геополитическое и экономическое лидерство на пространстве бывшего Советского Союза принадлежит России. Однако это лидерство обеспечено историческим прошлым и не может быть автоматически гарантировано, несмотря на все предыдущие заслуги. Для его сохранения вместо «инструментов цивилизованного развода» необходимы новые эффективные интеграционные проекты, которые позволят придать новый импульс и внутреннему развитию новых независимых государств, и их интеграционным устремлениям.
Автор – политолог, кандидат исторических наук
полит.ру