–
Иван Георгиевич, расскажите подробнее, как разворачивались события с
Вашим арестом 17 декабря 2006 года, каковы были причины Вашей поездки в
Гагаузию?
– Честно говоря, я совсем не ожидал, что все
именно так получится. Перед этими событиями я получил из прокуратуры
Гагаузии письменное подтверждение того, что в отношении меня нет
никаких претензий со стороны правоохранительных органов. Прямо накануне
моей поездки. Мало того, до этого я был объявлен в розыск. Требуя
разъяснения, я написал жалобу в прокуратуру Гагаузии и получил от них
ответ, что дело против меня прекращено, а те, кто возбудил дело о
розыске в отношении меня, наказаны, и ко мне нет никаких претензий. Я
получил из апелляционной палаты Комрата официальную бумагу, что по
гражданскому делу я отчеты не предоставлял, и без меня приняли решения
взыскать эти деньги. Этот документ я обжаловал, и апелляционная палата
Комрата отменила дело.
Я поехал в Гагаузию, чтобы
проголосовать и встретиться с матерью, которую не видел более года.
Поехал официально, проголосовал на следующий день. Затем поехали в
Чадыр-Лунгу. Я еще хотел заглянуть в полицейский комиссариат и
попросить, чтобы сотрудники полиции перестали третировать мать, которую
почти еженощно поднимали с целью узнать, не прячусь ли я в доме.
При
въезде в Чадыр-Лунгу восемь машин окружили наш транспорт и мне было
выдвинуто требование выйти из машины. Все происходило в поле. Я не
вышел из машины, но пригласил поехать со мной в полицию. Они начали
крутить руки мне, жене и сыну. Перед этим я позвонил по мобильнику
представителям ОБСЕ, адвокату, который пообещал немедленно подъехать ко
мне. Поднялись мы в комиссариат, где показываю бумаги. Попросил
объяснить, на каком основании задерживают, да еще и практически с
применением силы. Сотрудники комиссариата позвонили в Кишинев и
сказали, что нет оснований задерживать Бургуджи, так как у него в
наличии все соответствующие документы. По телефону ответили: «Любыми
путями доставить в Кишинев». В это время дежурный звонит комиссару и
сообщает о том, что прибыл мой адвокат и прокурор. Но полицейские не
дали мне с ними увидеться и обманными путями вывели в другой коридор,
где связали руки и начали бить, при этом пострадали голова и
позвоночник, силком вытащили через черный ход и бросили в машину.
– Что происходило дальше?
Как
какой-то мешок и на большой скорости меня вывозят за город, даже не
знаю кто, но думаю, что сотрудники полиции. Я спрашиваю, кто вы такие,
в ответ – молчание. Мы проехали Комрат, и мне сообщили, что меня везут
в Кишинев. На каком основании? Сообщили, что они – сотрудники полиции,
на мою просьбу доказать это, ответили отказом. Прошу снять наручники,
так как очень больно, руки просто почернели. Молчание. Привезли меня в
департамент по борьбе с организованной преступностью. В наручниках.
Кругом охрана.
Прошу объяснить причину задержания. В ответ:
«Мы ничего не знаем, нам приказали. Ваша судьба решается высшим
руководством». Приходил представитель прокуратуры и задавал вопросы о
моих отношениях с российским посольством и о том, как они мне
передавали деньги. Я ответил, что впервые слышу, чтобы мне вообще
передавали какие-либо деньги. Они настаивают: «Если хотите быть через
пару часов дома, мы вас даже туда отвезем, давайте нам показания как
Колеров вам передавал деньги, как Российское Посольство вмешивается в
дела «суверенной Молдовы», как чиновники передают деньги и дайте
показания против Смирнова, Казмалы и Гушана. Как они обогащаются
преступной деятельностью. У нас все зафиксировано, и им место в тюрьме,
в том числе и руководству их «Шерифа». Против Антюфеева дайте
показания. Если же вы не дадите нам показаний, то мы сделаем так, что
вы будете долго и нудно сидеть».
Я попробовал возразить:
«Объясните мне, на каком основании буду сидеть. У меня в кармане
документы из прокуратуры, где четко написано, что ко мне нет никаких
претензий». В ответ: «Пока вы будете доказывать, что вы не верблюд,
пройдет год». «Проведите ревизию и выяснится, что никто ничего не
похищал, деньги выплачивались согласно смете расходов. Я не должен вам
предоставлять никакие отчеты. Ко мне не может быть претензий».
Я
отказался давать какие-либо показания. Так продержали меня до 23 часов
в наручниках (задержали в 11.20 17 декабря 2006 года). В 23 часа
сначала меня привезли в помещение МВД, там этот же прокурор Игорь
Екшанов из генеральной прокуратуры начал курировать это дело: «Дай
показания против Смирнова, Шевцова, Антюфеева и все будет в порядке,
поедешь домой». Я отказался. Меня вывозят из МВД и везут в Комрат. В
наручниках где-то за Кишиневом выехали и поехали по трассе в сторону
юга. Привезли в УВД Гагаузии, а до этих пор держали неофициально. У них
был глухарь по одному делу и его приписали мне: якобы я в 2005 году
бросил боевую гранату Ф1 в домовладение депутата народного собрания
Гагаузии Челак Ильи Павловича. Это нонсенс, я в то время вообще в
Гагаузии не был. То в тюрьме сидел, то находился в Приднестровье. На
основании этого дела они официально оформляют мое задержание. Меня
сдают в Комратскую полицию, где я пишу заявление на имя прокурора
Гагаузии. Через сутки прокурор выводит меня из-под уголовного
преследования, и указывает на то, что я не причастен к данному делу и
не имею к нему никакого отношения. Освобождают из-под стражи.
В
19. 29 я подписываю постановление о том, что меня освобождают из-под
стражи, а в следующую минуту люди в масках опять заламывают руки и
сажают в машину. Я не смог разобраться, кто они такие. В 21 час меня
доставляют в Кишинев, где уже против меня возбуждается дело, и
принимается соответствующее постановление. «Мы возбуждаем против вас
уголовное дело по статье о хищении денег в особо крупных размерах!», –
объявили мне. Закрывают. Опять бьют, чувствую головную боль и
сотрясение мозга. Били головой об дверь, обтянутую винилкожей, и по
позвоночнику. Следов, конечно же, нет. Врач из неврологии пришла,
осмотрела и написала, что ничего не обнаружила. Потом раздели догола,
это уже было в Кишиневе, и заставили сидеть на бетонном полу, и это в
декабре месяце, вещи кинули в парашу. Постоянные издевательства.
После
этого суд дал 20 суток. Просили 30 суток, но суд не давал, так как
белыми нитками шито дело и все это прекрасно понимали. Меня продолжали
держать в департаменте МВД. Хотели сделать калекой, так как ежедневно
три раза в день держали на холодном полу. Я объявил голодовку, и меня
перевели в СИЗО-3, где условия были другие. В департаменте просил воды
– не давали. Это нонсенс. Ни ручки, ни бумаги – ничего не положено.
Прокурора по надзору не видел ни разу. Неожиданно сказались последствия
того, что меня били по позвоночнику – начались боли в спине, отнялись
ноги. Сделали операцию. В суд привезли на носилках и санитары подняли
на 4 этаж. Судье тоже стало ясно, что я не похищал ничего. На каждом
заседании присутствовал представитель ОБСЕ.
Сам прокурор
говорил, что непонятно ему, похитил я деньги или нет. Тех, кто работал
в представительстве, отказались допросить, а также провести проверку и
проверить бухгалтерские документы. После этого дали 12 лет тюремного
заключения, несмотря на то, что перед этим было опубликовано
постановление исполкома Гагаузии, в котором говорилось, что ко мне не
имеется никаких претензий. А при наличии такого документа нет и
преступления. Тем не менее, суд выносит приговор, что я виновен, и к
концу заседания приглашается представитель Минфина, чтобы он мог
предъявить претензию.
На заседания меня каждый раз доставляли
в сопровождении 5-6 машин с вооруженным спецназом. Боялись, что
приднестровцы выкрадут. Суд назначил приговор в виде лишения свободы на
12 лет и взыскания денег. В ходе процесса я делал выписки из материалов
уголовного дела. На имя начальника специальных поручений Штефана Курке
26 февраля 2007 года было написано, что «в 92 году Иван Георгиевич
арестовывал сотрудников полиции и изымал у них оружие, радиостанции, их
машины были закрыты в расположении батальона «Буджак» на территории
Гагаузии. А далее передавал их в спецслужбы ПМР, через территорию
Украины, осуществляя обмен с сепаратистами на лиц, которые воевали
против Молдовы. По этим и иным фактам против И. Бургуджи возбуждались
уголовные дела. В связи с этим прошу выяснить, где находится то
уголовное дело, чтобы прикрепить его к настоящему уголовному делу, и
предъявить обвинение Бургуджи».
Дело в том, что у них не было
основания меня держать и предъявлять мне какие-либо претензии. По всем
сюжетам, связанным с батальоном «Буджак» и конфликтом между Гагаузией и
Молдовой при образовании Гагаузской автономии все лица, обвиненные в
чем либо были амнистированы, и все уголовные дела закрыты. Снегур
подписал соответствующие постановления. По их обвинениям, связанным с
гагаузским представительством, не было не только состава, не было
события преступления. Это было, повторяю, подтверждено Постановлением
Исполкома Гагаузии от 29 января 2007 года. Исполком признал
нецелесообразным собственное участие в качестве истца по уголовному
делу против меня по причине отсутствия претензий к деятельности
представительства Гагаузии в Приднестровье. Властям Молдовы нужно было
хоть что-то прилепить к разваливающемуся делу. Обвинять меня им было
попросту не в чем.
– Как Вы восприняли вынесенный судом, чудовищный по своей сути, приговор?
Когда
мне дали 12 лет, я был просто ошарашен. Но и это, как оказалось, не
предел. Лежу я в больнице после операции и присылают с рышканского суда
повестку и вырезку из газеты зам. прокурора Гагаузии, где прокурор
предъявляет гражданский иск на 200 тысяч леев, якобы я «оскорбил его
честь и достоинство», чтобы с меня взыскать эти деньги. В газете
«Гагауз Халкы» была статья по поводу того, что прокурором Гагаузии не
соблюдаются его обязанности. Название статьи: «Преступления без
наказания и наказания без преступления».
Приговор вынесен в
2007 в июне 23 числа. Я написал апелляционную жалобу. Согласно
законодательству УПК, апелляционная жалоба должна рассматриваться в
течение двух месяцев, а ее рассмотрение реально было затянуто на 8
месяцев до 21 января 2008 года. Хотя дело должны были прекратить в
связи с отсутствием события преступления. Если события не было,
получается, что незаконно возбудили уголовное дело и незаконно
предъявили обвинение. Мне необходимо было бы возбудить уголовное дело
против того прокурора и следователей, но они делают хитрый ход, чтобы
не дать мне такую возможность, прекращают дело по 195 статье, а потом
возбуждают по 329 – это служебная халатность и его же прекращают по
амнистии. Но служебная халатность сама по себе предполагает наличие
причиненного ущерба, а тут ясно, что такого вообще нет, следовательно,
и эту статью я буду вынужден обжаловать.
В Чадыр-Лунгском суде
находится моя жалоба против полицейских, которые держали меня незаконно
закрытым, практически похитили. За тот отрезок времени, что меня
незаконно держали, должно было быть возбуждено уголовное дело. Я
попросил, чтобы мне предоставили возможность ознакомиться с материалами
моего дела, и увидел, что есть требование Чадыр-Лунгского суда, чтобы
рассматривали этот вопрос. И письмо прокурора Молдовы, что это
нецелесообразно. Написал судье, где прошу возобновить дело, сейчас
думаю, что в Чадыр-Лунге будет рассматриваться вопрос по этому отрезку
времени. Я оформляю документы в Страсбургский суд против этого
незаконного деяния.
– Каковы были условия содержания после вынесения приговора?
– В самой тюрьме есть постановление Парламента РМ, что содержание
пыточное. Я сидел с молодым человеком, Игорем Арсеньевым, которому дали
20 лет за убийство, но он к этому убийству имеет такое же отношение,
как и я. Судебную экспертизу спросили, что послужило причиной смерти.
Судмедэкспертиза не смогла объяснить причину смерти. И 20-летнего парня
осуждают на 20 лет. Его даже не задерживали, а сразу вынесли
постановление, чтобы продлить срок содержания его под стражей! Никто не
хочет его дело рассматривать. Это не единичный случай – 70 летний
старик сидит в тюрьме, ему назначили 13 лет лишения свободы, а он даже
не знает за что. Следствия не было, просто забрали квартиру и деньги, а
перед этим предлагали поделиться с ними. Он сам гражданин России. Так
как деньги не дал, то без суда и следствия – сразу за решетку. Пишет
письма в разные организации, взывает о помощи. Невиновных в тюрьмах
Молдовы очень много.
– Каковы Ваши планы на будущее?
–
Сначала должен немного прийти в себя. Считаю, что не стоит сдаваться,
потому всегда говорю, что все нормально и «не дождутся». Хожу пока с
палочкой, последствия травмы позвоночника. Надеюсь, что пройдет и это.
Вначале вообще не мог ходить, и ноги отнялись. В камере почти все время
лежал – сидеть не мог. Мог только лежать на животе. Последние 8 месяцев
начал немного на спину ложиться. Очень трудно было. Но надо бороться.
– Каковы, на Ваш взгляд, перспективы Молдовы и ее судебной системы?
–
Я считаю, что система нормальной будет только в том случае, когда
напрямую будут судьи и прокуроры оплачивать в реестровом порядке все
незаконные задержания. Только в этом случае будет порядок и честность,
не иначе, потому что президент Воронин назначает их. Мой арест также
был спровоцирован звонком и сигналом свыше. Основной причиной
задержания считаю свою правозащитную деятельность. Да и просили они,
чтобы я дал показания против Смирнова, Антюфеева, Соина, Коноплева и
других деятелей республики. Никогда такого не будет.
Я считаю,
что Молдова сама не заинтересована в решении конфликта между Молдовой и
Приднестровьем, потому что она для решения этого конфликта получает
столько денег, что за счет них живет спокойно. А если проблема решится,
никто не станет им давать деньги. Вот сейчас должны начаться
переговоры, но в Молдове принят закон об особом правовом статусе
Приднестровья, который не дает вести равносторонние переговоры. О чем
вести переговоры, если у вас принят такой закон? Закон нельзя чуть-чуть
выполнять, его либо выполняешь, либо нет. Молдова как государство –
недоговороспособное. Я думаю, правительство Приднестровья не даст себя
подставить так, как когда-то подставила себя Гагаузия.
Надо
отдать должное ОБСЕ, так как они по моему делу присутствовали на каждом
заседании и записывали. По делу они видели, что незаконно привлекаюсь.
Они меня посещали в тюрьме. Я благодарен Приднестровью, Гагаузии,
«прорывовцам». Иногда доходило по молдавскому радио, что проходят
пикеты «ПРОРЫВа!» с целью моего освобождения. Благодарен Игорю Смирнову
за то, что он поднимал вопрос, когда встречались с представителями
ОБСЕ. Я благодарен всем, кто участвовал в моем освобождении и выступал
в мою поддержку.